Столичный Якут
Очень я любил, когда ко мне в гости заходил Антон Палыч Чехов. Он, знаете, таким умом обладал, такой острый был на язык... Я его историями заслушивался. Но он, к сожалению, бывал у нас не часто. Приедет к моим хозяевам, Савве Тимофеичу и Зинаиде Григорьевне на званный ужин, а потом сокрушается: "Ах, зачем, зачем Савва пускает к себе в дом аристократов! Ведь они наедятся, а выйдя, хохочут над ним как над Якутом".
Но в глаза высмеивать моего хозяина никто не смел. Есть, знаете ли, такие богатства, которые любые злые языки умолкнуть заставят. Так вот, Савва Тимофеич, как раз такими богатствами и обладал. И на меня не пожалел никаких денег! А все потому, что жену свою очень любил, Зинаиду Григорьевну. И меня ей преподнес в дар на десятилетие свадьбы. Они с супругой мечтали счастливо жить в моих стенах до самой старости, вот только жизнь их сложилась совсем иначе. Впрочем, давайте я начну сначала.
Запретная любовь
Вообще Зинаида и Савва, конечно, скандальной были парочкой. Вся Москва о них посудачить любила. Судите сами. Зинаиду Григорьевну — девушку из строгой старообрядческой купеческой семьи в 17 лет как положено выдали замуж. За Сергея Викуловича Морозова. Моему хозяину Савве Тимофеичу этот Сергей двоюродным племянником приходился. Любви у молодых никакой не было, брак был договорной, и скоро юная жена заскучала.
И вот однажды Савва Тимофеич устроил благотворительный балл. Сергей Викулович ехать туда не захотел, и тогда его молодая супруга Зинаида направилась на балл одна. Для 19го века поступок смелый, на грани безрассудства.
Хозяин бала, увидев прекрасную темноволосую незнакомку в полном одиночестве, был заинтригован. Ему — 25, он выпускник Кембриджа, умница и англоман. Ей 20 — она смелая и эпатажная красавица.
Он начинает за ней ухаживать. А вскоре между ними разгорается запретный роман. Развод в те времена — дело немыслимое, но Зинаида Григорьевна слезами и скандалами убеждает мужа с ней развестись.
И летом 1888-го года выходит замуж во второй раз, за Савву Тимофеевича.
Конечно, чего про них только в столице не говорили. Тем более, что под венец Зинаида Григорьевна уже в положении шла. Ну да рано или поздно злые языки утихли.
Замок в подарок на оловянную свадьбу
Спустя 10 лет счастливого брака, после трех рожденных детей Савва Тимофеевич строит для любимой супруги меня — не просто дом, а шикарный особняк в стиле Кембриджских замков для баллов, приемов и роскошной светской жизни, которую так любила Зинаида Григорьевна.
Для строительства Савва Тимофеевич пригласил тогда еще малоизвестного архитектора Федора Шехтеля. У него даже лицензии для самостоятельного строительства не было! И именно поэтому Шехтель понимал — такой шанс нельзя упустить. За 2 месяца он сделал примерно 600 чертежей! Да каких! Каждый — отдельное произведение искусства. С тенями, со штриховками — не чертежи, а целые картины! Меня он продумал до мельчайших деталей — дверные ручки, камины, лестницы, даже рисунок для обоев — ничто не должно было возникнуть в особняке случайно.
Чтобы осуществить все свои затеи архитектору нужен был художник. И Шехтель пригласил на проект Михаила Врубеля. Вместе они создавали меня целых 4 года! Врубель на моей парадной лестнице сделал прекрасную скульптурную группу "Роберт и монахини", а еще витраж "Рыцарь". А для малой гостиной написал три панно "Времена дня".
Савва Тимофеевич все больше своими мануфактурами да заводами занимался, вникать в процесс строительства ему было некогда. Сказал только, что хочет английский замок как в любимом Кембридже. Ну и Зинаида Григорьевна пожелания высказала — чтобы бальная зала большая, света много, огромные окна. А дальше у Федора Шехтеля полная свобода была.
Ну заказчики остались довольны! Зинаида Григорьевна своему приятелю, министру финансов Сергею Юльевичу Витте как-то призналась: "Я вот жалею, что у меня не было предков, из старинных имений и старых портретов, которые я страшно люблю. Я никогда не жила в таких имениях, только знала о них по литературе, но мне кажется, моя душа там".
Поэтому меня, особняк на Спиридоновке, она сразу своим родовым замком и приняла. А почему кстати меня называли особняком Морозовой, а не Морозова? Тут дело не только в том, что я был подарок супруге. В конце концов, о таких личных делах простые москвичи не ведали. Просто Савва Тимофеевич по московскому купеческому обычаю недвижимость на жену регистрировал. Чтобы, если, не дай бог, банкротство, хотя бы крыша над головой у семьи осталась.
Баллы купчихи Морозовой
Зинаида Григорьевна в собственном замке начала блистать! На ее вечерах бывали Антон Чехов, Федор Шаляпин, Александр Бенуа, Владимир Немирович-Данченко... даже члены императорской фамилии! Кто-то втихаря и посмеивался, мол, вон как купчиха московская разжилась, но все равно даже завистники старались ни один вечер у Морозовых не пропускать.
Пышные баллы, высшее общество, изысканные угощения, наряды такие, что даже у императрицы не всегда встретишь! Савва Тимофеевич никаких денег на супругу не жалел.
Вот представьте, поднималась красавица Морозова по моим ступеням в платье за 4 тысячи рублей, украшения на ней стоили 8 тысяч. А учитель гимназии в те годы получал сто рублей в месяц! Ладно учитель, жалование городского губернатора составляло всего одну тысячу рублей!
Сам Савва Тимофеевич, кстати, всех этих светских вечеров не любил. Уединялся обычно в своем кабинете, на втором этаже. И иной раз за весь вечер к гостям не выходил.
Савва Морозов — спонсор большевиков
Вскоре как Морозовы ко мне переехали, Савва Тимофеевич к жене охладел и увлекся одной актрисой из Московского Художественного Театра, Марией Андреевой. Красивая была, ничего не скажешь. Но ярая революционерка, участница народовольческого движения.
В общем, эта Андреева начала у Морозова деньги на нужды партии выманивать. Начиналось все невинно: "Маша, отчего ты бледна сегодня? Отчего эти круги под глазами?" — спрашивал Морозов. "Ах, Савва, вчера был суд над целой группой наших, — говорила Андреева, не сводя с Саввы нежных черных глаз. — Совсем мальчики, а их сослали в Сибирь! Там же очень холодно!" "Ты предлагаешь мне растопить снега?" — спрашивал ее Савва Тимофеевич. "Нет, только купить для них теплую одежду".
Так Савва Морозов, ослепленный чувством, начал огромные деньги их движению жертвовать. В моих роскошных залах разрешал проводить тайные собрания нелегальных политических партий. Дошло до того, что пока Савва Тимофеевич в своем кабинете московского градоначальника принимал, в это же время в его биллиардной скрывался от полиции большевик, соратник Ленина Николай Бауман.
Зинаида Григорьевна, глядя на это все, просто с ума сходила. И ревновала, и за мужа беспокоилась, и за свою с детьми безопасность. Писала в дневнике, что у этих революционно настроенных мужниных приятелей глаза убийц. Того и гляди зарежут и ее, и детей. А Савва, мол, ничего не замечает.
Впрочем, скоро актриса Андреева с близким знакомым Морозова, писателем Максимом Горьким за границу уехала. Они вместе тут у меня часто бывали, ну и закрутили любовь. Тогда Савва Тимофеевич совсем сдал. Дела забросил, загрустил, из своих комнат никуда не выходил.
Трагедия в Каннах
Зинаида Григорьевна в Канны его повезла, в надежде вылечить. А оттуда вернулась уже одна.
Рассказывала потом, что во Франции мужу гораздо лучше стало. Был весел, шутил, ел любимые устрицы, пил игристое... Потом как-то раз пошел отдохнуть после обеда, сказал еще, что ужинать в его любимый ресторан на набережную пойдут, как вдруг из спальни раздался выстрел.
Зинаида Григорьевна прибежала в комнату, а супруг ее мертв. Все тогда говорили о самоубийстве, вот только хозяйка моя до последнего верила — Савву Тимофеевича застрелили большевики.
Все дело в том, что он жизнь свою застраховал на сто тысяч рублей в пользу все той же Марии Андреевой. Чтобы она и после его смерти ни в чем не нуждалась.
И вот когда хозяина-то моего похоронили, Андреева спокойно вексель в банке обналичила и деньги на нужды партии отправила. Зинаида Григорьевна и скандалила, и в суд обращалась, да все без толку. Законное право.
У меня Морозова без мужа жить уже не смогла. Не спокойно ей было, то половица скрипнет, то дверь внезапно захлопнется... Зинаиде Григорьевне все казалось, что это призрак Саввы Тимофеевича по дому ходит. В общем, решила она меня продать.
Мой новый хозяин — Михаил Рябушинский
Покупатель нашелся быстро. Им стал представитель другого богатого купеческого рода, Михаил Павлович Рябушинский.
Новый владелец понимал в искусстве, коллекционировал живопись, Шехтеля и Врубеля обожал, поэтому в моих интерьерах ничего менять не стал.
Переоформил только одну комнату. Из гостиной сделал курительный зал, и для нее художник Константин Богаевский написал три декоративных панно: "Даль", "Скала" и "Солнце".
Рябушинские тоже собирали у меня гостей, но жили, конечно, тише, чем мои предыдущие владельцы. Да и время было уже не спокойное — десятые годы двадцатого века.... Не до светских приемов.
Зато Михаил Павлович перевез ко мне свою богатейшую художественную коллекцию. Так что я любовался работами Эдгара Дега, Огюста Родена, Матисса, Репина, Бенуа и других известных скульпторов и художников.
Революция. Побег и шедевры в тайнике
Сразу после революции, в 1918-м году Рябушинские бежали за границу. А свою коллекцию Михаил Павлович спрятал в тайнике в подвале. Дверь массивным деревянным шкафом заслонил. Уверен был, что все эти волнения в стране не надолго, скоро он домой к себе вернется, а бесценные шедевры его дожидаются.
Ну, забегая вперед, расскажу, что в итоге в 60-е Михаил Павлович умер в Лондоне в государственной больнице для нищих и бездомных. А шедевры его советские рабочие нашли, когда у меня ремонт делали. Вот такая печальные история.
Ленин, сироты и узбекские студенты
Ну так вот. После революции некоторое время со мной неразбериха была. Не знали господа большевики, что в таком роскошном замке разместить. То продовольственный комитет сюда посадят, то приют для сирот откроют. Флигель узбекскому институту просвещения имени Иосифа Сталина отдали...
В 18-м году, в моей парадной белой зале, прямо там, где раньше Федор Шаляпин для Зинаиды Морозовой пел, выступал Владимир Ильич Ленин. Маленький такой, решительный. Зашел на заседание губернского совета комитета бедноты. Все сразу закричали "Да здравствует, Ленин!". А он молча часы на цепочке из жилета достал, на стол положил — мол, нет у него времени на эмоции. Сказал речь о скором приближении мировой революции и ушел.
Сказать, что я был шокирован, ничего не сказать. Тут беспризорники, там узбекские студенты, здесь очередь за продуктовыми карточками...
Казалось, жизнь моя поменялась окончательно и бесповоротно, и не видать мне больше блеска высшего общества, не слышать изысканной музыки и благородных разговоров.
Но в 1929-м году меня передали народному комиссариату иностранных дел, а еще через 10 лет комиссариат решил устроить у меня официальный дом приемов.
Чтобы, когда нужно иностранцев впечатлить, было куда их отвезти. Ну не буду скромничать, место выбрали вполне подходящее.
Прием лорда Идена
Начались эти роскошные приемы с визита английского Лорда-хранителя печати Энтони Идена. Дело в том, что после революции о Советском Союзе на Западе какие только слухи не ходили. И детей тут живьем едят, и на улицах расстреливают... ну сами понимаете. И молодая советская страна хотела показать всему капиталистическому миру, что с ней можно иметь дело. Поэтому весь визит Идена в настоящую театральную постановку превратили.
Рассказывали, что на границе его встречал императорский поезд. В вагоне официанты в накрахмаленных перчатках подавали ему на столовом серебре черную икру и перепелов. Так Идена привезли в Москву, на Белорусский вокзал и доставили прямиком ко мне.
Ну а тут большевики тоже расстарались. Нарком Литвинов сразу посадил лорда за стол, и началось, так сказать, неформальное общение. Кормили англичанина икрой, водкой, поросёнком, кавказскими фруктами и вином. Голода и разрухи он не увидел, и жизнью советской Москвы был очарован. Все противоречия между пролетарским государством и капиталистическим миром готов был забыть. Ну а большевики взяли такой прием на вооружение, и всех важных иностранных гостей стали ко мне возить.
Высокопоставленные приемы на советский лад
У меня на таких неформальных встречах важнейшие решения принимались. Например, во время войны именно в моем зале союзники договорились о поставках в СССР оружия по Ленд-лизу. И ведь как раз это и помогло нам победить фашистскую Германию.
А в октябре 44-го я, например, Уинстона Черчилля принимал. За завтраком. Хотите расскажу, как мои повара Британского премьер-министра подчивали? И это в военное время! Извольте: Икра зернистая. Икра паюсная. Балык белорыбий. Осетрина заливная. Ветчина холодная. Ростбиф холодный. Поросенок. Салат оливье. Помидоры свежие. Огурцы кавказские. Горячие закуски: грибы белые в сметане. В качестве альтернативы на завтрак могли подать стерлядь разварную, индейку, куропатку, рябчиков, цветную капусту, спаржу, парфе клубничное. Ну и кофе, фрукты, ликеры — это просто так полагается, уже для лакировочки.
Вы можете подумать, к чему такая роскошь в военное время и зачем так тратиться? Некоторые англичане из свиты Черчилля так прямо и говорили. Но на самом деле, завтраки у меня помогали решать важнейшие мировые вопросы не меньше, а может и больше, чем официальные встречи в том же Кремле.
Ведь в конце концов, решения принимают люди. А люди больше расположены к сотрудничеству, когда им комфортно, они сыты и в целом в хорошем настроении.
Уже после войны здесь у меня открыли неформальный клуб для дипломатического корпуса. Дело в том, что дипломатам иностранных государств в СССР жилось не сладко. Всюду за ними товарищи в штатском ходили, ни отдохнуть толком, ни расслабиться. И вот, чтобы дипломаты не сильно скучали, их приглашали ко мне — отдыхать, так сказать, под присмотром. В одном зале устроили биллиард, в другом шахматы, в третьем буфет с закусками, в четвертом — курительные комнаты...
Приглашали на вечера советских певцов, поэтов, музыкантов. Те дипломатов развлекали... В общем, зря я волновался. Пусть и в новом качестве, но светские вечера у меня вновь стали давать.
Новогодние праздники устраивали, День Победы обязательно отмечали... Не побоюсь сказать, что я повидал весь политический бомонд двадцатого века.
Пожар
А в августе 95-го я едва не сгорел! Вот страху натерпелся! У меня как раз ремонт очередной делали, и как-то по неосторожности возгорание произошло. Бесценные работы Врубеля и Багаевского пострадали, часть парадной лестницы с резными периллами, мой уникальный холл — все сгорело! Уж как я переживал, вам и передать нельзя!
Спасибо моему дорогому Федору Шехтелю за подробные чертежи — по ним реставраторы всего за год смогли мое убранство восстановить. Уже в 96-м году после глобальной реставрации я во всей красе встречал участников саммита Большой восьмерки.
А такая быстрая и при этом тщательная реставрация стала беспрецедентным событием для всей русской реставрационной школы. Эта работа высочайшую оценку у мировых специалистов получила.
Моя жизнь сегодня
Сейчас у меня тоже дипломатические мероприятия проходят. Министр иностранных дел Сергей Лавров встречает здесь важных гостей, проводит заседания, встречи разные. Все очень серьезно, регламентировано, по международному протоколу.
Ну и я не подвожу. Встречаю всех важных персон с достоинством. Простым гостям я тоже рад. Попасть ко мне сложно, но можно — нужно заранее записаться на экскурсию, которые дом приемов МИД изредка устраивает. Так что приходите, может быть, при встрече я вам еще интересных историй расскажу.
Это была история особняка Зинаиды Морозовой, его голосом стал актриса театра, кино и озвучивания Татьяна Шитова. Еще больше непридуманных историй главных столичных зданий слушайте в подкасте "Голоса Московских домов" газеты Метро.