Metro
"Голоса московских домов" — Маршальский дом
Помню, как зимой 1918- го года в одной из моих квартир начало твориться что-то странное... Иногда тишина, никто не заходит неделями, только слышно, как в дальней комнате кто-то печатает на машинке. В другой раз входная дверь хлопает то и дело. Тихо заходят сосредоточенные мужчины в серых пальто, так же тихо выходят... Потом приходят другие. Несут какие-то бумаги, папки, чемоданы... Оглядываются, перемигиваются, говорят шепотом.
Жил в этой квартире крайне непонятный мне человек. В паспорте написано — Сидней Георгиевич Реллинский. Но я слышал, как друзья называли его Сидней Рейли. А еще через 30 лет начали говорить, что его звали Бонд. Джеймс Бонд. Но прожил он у меня недолго. Я слышал, как соседи шептались, что уехал Сидней Георгиевич прямиком на Лубянку. Да так и не вернулся.
Дом для любимцев графа
Но, давайте обо всем по порядку. Вообще-то меня построили еще до революции, в самом конце 19 века. Мой создатель, граф Алекандр Дмитриевич Шереметьев, задумал меня для своих любимцев — артистов из Большого и музыкантов из консерватории. Престижный кусок земли у Кремля достался графу по наследству, его так и называли раньше — Шереметьев двор. И вот в 1890-м году он решил построить здесь элитный доходный дом. Ну сейчас вы бы сказали — жилой комплекс. Для сдачи в аренду.
Архитектором Шереметьев позвал приятеля Александра Мейснера, и тот придумал меня — комплекс из трех шестиэтажных корпусов. С парадным двором — курдонёром, чугунным фонтаном в центре и ажурной оградой с воротами со стороны переулка.
На нижнем этаже разместили разные конторы, а для жильцов выше построили шикарные квартиры — по шесть — десять комнат. Мейснер, конечно, постарался, и я вышел настоящим модником! В каждой моей квартире были водопровод и канализация, мои стены прогревали с помощью калориферного отопления — это, знаете, в подвалах топили огромные печи, а в стенах прорубили каналы для теплого воздуха. Электричество тоже было, само собой. В общем, соседние дома мне тихо завидовали, а у меня-то что началось! Каждый вечер то домашние репетиции, то концерты, то поэтические встречи... Артисты с музыкантами арендовали лучшие квартиры. А там и врачи подтянулись, юристы, ученые столичные... Все красивые, состоятельные, мне под стать! И началось у нас почти тридцать лет счастья.
Из особняка для богемы в дом советов номер 5
Вот только в 1917-м вся эта веселая братия довольно быстро исчезла. Хлопали двери, платья и боа спешно скидывали в чемоданы... Кто уехал за границу, кого настоятельно попросили освободить помещение.
Я, конечно, растерялся. Что теперь будет? На несколько дней даже фонтан во дворе решил выключить, мало ли что.... А потом я узнал, что теперь я не просто дом, а дом Советов номер 5. Новая власть придумала такую новую форму распределения недвижимости. Моя соседка, гостиница Националь, к примеру, стала домом Советов номер 1. В ее номерах жил сам Владимир Ленин.
Ну а мне достались партийные начальники и военные — генералы и прочие маршалы. Сначала заехали герои Гражданской — Ворошилов, Буденный. Суровые, немногословные... Тяжелыми шагами ходили по комнатам, скрипели паркетом. К ним в квартиры правительственные телефонные линии протянули. Аппараты поставили, такие без дисков знаете — просто трубка, снимаешь и сразу говоришь. Понятно с кем.
Мебель им выделяли казённую, найти обстановку для таких огромных комнатных квартир было не просто. Обычно их жены заказывали дефицитные кожаные диваны и массивные шкафы в специальном отделе министерства обороны. За пользование такой мебелью еще и деньги платили, каждый месяц.
Мне все это было странно. Ну не для таких порядков Александр Дмитриевич Шереметьев, царствие ему небесное, меня задумывал!
Как у меня жилось Жуковым
Да, у этих военных восьмая и девятая комнаты часто и вовсе пустовали! Обставить их не могли, все вдруг стало дефицитом! Поэтому в моих роскошных залах просто хранили там всякий хлам — чемоданы, корзины, бумаги.... Грустное зрелище.
Когда уже позже, после войны ко мне маршал Советского Союза Георгий Жуков въехал, его дочка Элла вспоминала:
"Квартира была практически пустая, мы долго ее обустраивали. Казенной мебели было немного, позднее родители стали докупать новую".
Эллочка-то маленькая была, не понимала. Но новую мебель Жуковы не докупали, а просто трофеи немецкие к себе везли. Хрусталь, мебель, серебро, картины... ну кто прославленному маршалу откажет.
Жуковым у меня прекрасно жилось. На работу в министерство маршал ходил пешком. Обедать всегда возвращался домой. Жена его в кремлевской столовой по особому заказу брала домой первое-второе-третье. Иногда из военторга закупали продукты, а уже в квартире домработница ему то мясо по-французски, то бефстроганов, то ростбиф соорудит...
Правда, довольно быстро на Жуковых донесли и по личному распоряжению Сталина к ним в квартиру с обыском приехали. Составили списки, каждую серебряную вилку посчитали. Жена Георгия Константинова тогда всю ночь не спала, все плакала... а потом чемоданы собирать стала. Понимала, к чему дело идет.
И правда, за стремление к роскоши Жуков впал в немилость. Отправили его из столицы в Одессу, и мою шикарную квартиру пришлось быстренько освободить....
История советского Джеймса Бонда
Но это я вперед забежал. Давайте вернемся в самое начало советского государства. Новые мои жильцы — Буденный, Ворошилов, Троцкий и другие дома-то редко появлялись. По утрам к ажурной решетке подъезжали черные машины, поздно вечером привозили их обратно.
Примерно в это же время и поселился у меня этот — Сидней Георгиевич Реллинский. Высокий, с такой широкой белой улыбкой, все соседки как с ума посходили — каждая хотела с ним поближе познакомиться.
Потом правда отнекивались. На допросах говорили, что никогда с ним и не разговаривали. Все дело в том, что он шпионом оказался — британской разведки. А в моем доме завел конспиративную квартиру для тайных переговоров. Этот Сидней умудрился через Мурманск вывезти за границу белогвардейского военачальника Керенского. Потом в Петрограде каким-то чудом получил паспорт сотрудника ЧК Сиднея Георгиевича Рейлинского, свободно заходил в Кремль, получал деньги из Англии и готовил покушение на Ленина. Представляете, подкупил его охрану — Латышских стрелков — и почти провернул операцию... Но все-таки его арестовали и в 25-м году расстреляли. Кстати, я слышал, что через много лет историю агента Рейли прочитал британский писатель Ян Флеминг. И так вдохновился, что придумал своего Бонда, Джеймса Бонда.
Так что я могу с гордостью говорить, что у меня жил знаменитый агент 007.
Военная операция маршальского внучка
Вообще новая жизнь была довольно спокойной. Разве что возле ворот установили будку с охранником. Он хоть и не носил военной формы или камуфляжа, был вооружен пистолетом. Это, кстати, внучок Рокоссовского выведал, Костик. Бегал с мальчишками во дворе, висел на ограде и вдруг заметил у товарища в будке что-то подозрительное... Что они с ребятами устроили, целую спецоперацию провели. Я смотрел и диву давался!
— Товарищ, скорей сюда! Там какой-то подозрительный тип в пятый подъезд зашел!
— А, что? А ну брысь отсюда, не мешайте работать!
— Товарищ! Ну дяденька! Вон, вон он... в переулок вышел, с какой-то папкой...
А время-то неспокойное, надо бдительность проявлять, тем более, в маршальском доме! В общем, выманили ребята охранника. Только он из будки выбежал, так эти шалопаи туда залезли, ящик стола открыли, а там боевое табельное оружие! Пистолет Макарова! Ну посмотрели, поахали, в руках подержали, а забирать конечно не решились, кинулись врассыпную.
А охранник обратно прибежал и даже не заметил, что в будку к нему кто-то влез.
Костик потом деду-то, Рокоссовскому признался, так тот хохотал весь вечер!
— Специальную развед-операцию вы, внучек, провели! С отвлекающими маневрами! По всем законам военного искусства.
Про высокопоставленный быт
Рядом со мной, здесь же в переулке Грановского для жильцов открыли столовую лечебного питания. В народе ее тут же прозвали "кремлевской". Тут же была небольшая парикмахерская. В общем, что и говорить, жили мои маршалы как у Христа за пазухой.
У самых высокопоставленных семей были домработницы и водители. Правда, я-то видел, что по вечерам они все в сторону Министерства обороны направляются. Известное дело, нанимали их через министерство. Не просто картошку чистить, а чтобы подсматривали, подслушивали, чуть что подозрительное — докладывали.
Ну и конечно меня, дом такого уровня, не могли не прослушивать. Во многих подъездах дежурили товарищи из органов.
Поэтому жильцы мои старались особенно не откровенничать, рабочие вопросы дома не обсуждали.
Но вот дети всего этого не чувствовали. Росли себе и не догадывались, что еду в стране вообще-то получают по карточкам, что не всех водители отвозят по выходным на дачу, что не у всех есть дачи, и что бывают на свете коммунальные квартиры. Хотя нет, вру. Про коммуналки слышали.
Коммунальное счастье в маршальском доме
Я сам не понял, как так вышло, но в одном из моих подъездов на пятом этаже сделали обычную коммуналку! Кухня на восемь плит, очередь в уборную, вечная ругань, грязь... Раньше я о таком только от соседей слышал, и вот на тебе! Поселили в эту квартиру семьи рабочих, приближенных к Кремлю. Один, например, автомехаником был, но в гараже совнаркома. Люди вроде простые, а вроде и не совсем.
А ниже этажом у них жил министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов. Так он занимал целый этаж. И ничего, никого такое соседство не удивляло. Встречались, здоровались.
А в полуподвальных помещениях жила моя обслуга — слесари, лифтеры, электрики, маляры. И их детишки спокойно играли с генеральскими и маршальскими во дворе у фонтана. Вот такой коммунизм.
Про сына Самого
Да что там Молотов, в третьем подъезде у нас сын Самого жил! Яша Джугашвили. Его так и звали все — сын Сталина. Он закончил артиллерийское училище, был лейтенантом. Но почему вдруг лейтенант живет по-соседству с маршалами, никто не удивлялся.
Ходил Яша в военной шинели даже летом, немного сутулый, молчаливый, с тоскливыми глазами. Оно и понятно, вся страна-то другого сына Сталина знала, Василия. От второго брака. А этот вроде как нелюбимый, неугодный оказался. Правда сестра по отцу, Света, очень его любила и в гости постоянно приезжала.
В июне 41-го Яша сразу ушел на фронт. Так отец даже проводить его не приехал. Только я слышал, как он по телефону сыну крикнул: Иди, борись! Вот и весь разговор. Пошел. А в июле уже в плен попал.
Говорить про это вслух было опасно, но конечно, у себя по квартирам жильцы про Яшу шептались. Георгий Жуков тогда дневник начал вести и записал, что спрашивал Сталина о сыне, и тот ему ответил: "Яков не выйдет из плена. Фашисты расстреляют его... Но Яков предпочтет смерть предательству Родины".
Немцы, кстати, предлагали поменять Яшу на их пленного фельдмаршала, так Сталин в ответ свою знаменитую фразу выдал — "я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю". В общем, так Яша и сгинул в немецком лагере.
Про войну
Конечно, война и для меня, и для всех моих самым страшным временем стала. Вот послушайте одну из моих маленьких жительниц. Ниночка, дочка маршала Федора Голикова. Они переехали ко мне в 1940-м:
"Никогда не забуду тот день, когда началась война. Мы, дети, бегали во дворе, играли. Во время той игры моя мама вдруг открыла окно и крикнула: "Нина, домой! Война!" Мы все замерли и разбежались по квартирам. По-своему, по-детски, мы знали, что такое война".
Конечно, во время войны жильцы мои как-то особенно сплотились. Ну еще бы, семьи военных, они к такому повороту были готовы. В подвале 4 подъезда сделали бомбоубежище. Во время бомбежек все прятались там. Потом жены маршалов и министров, надевали клеенчатые передники, огромные перчатки, брали щипцы и лезли на крышу тушить зажигательные бомбы.
Благодаря им от бомбежек я не пострадал.
Многие детские сады и школы в Москве не работали. Так жена Буденного придумала для детей из нашего дома кружки — танцевала с ними, песни пела, стихи учила, в общем отвлекала от войны.
Мальчишки со двора обожали Буденного и Тимошенко. Когда те приезжали с работы, ребята выстраивались у подъезда и отдавали им честь. И нужно сказать, что ни Будённый, ни Тимошенко никогда не относились к ним, как к детям. Они очень серьезно, по-деловому, приветствовали в ответ.
Зимой 41-го моих жильцов эвакуировали. Я боялся, что один так и сгину. Всеми забытый, нетопленный, таращился на улицу темными окнами, прислушивался к гулу самолетов... Но уже в 42-м большинство моих вернулись.
Ну а что, Москву уже не бомбили, а в министерстве обороны о них заботились. В соседнем военторге раз в месяц на каждого выдавали муку, масло, коробочку яиц.
Так мало того, что продукты, их даже развлекать умудрялись! В квартирах централизованно показывали трофейные кинофильмы. Старший по подъезду всех оповещал заранее, потом соседи собирались вместе у кого-то дома, приходил военный механик с киноаппаратом, на стене вешали экран, и все вместе сидели, смотрели кино! И дочки Жукова, и жена Буденного и другие семьи генералов и маршалов все вместе, глядели на экран, смеялись, плакали... А я радовался, что они вместе, что все живы и здоровы. А значит и война скоро закончится.
Про оттепель в стране и сирень в декабре
В 57-м году ко мне в 59-ю квартиру въехала семья маршала Конева. Сталин уже умер, жить стало поспокойней, оттепель начиналась. Маршал даже решил в своей квартире юбилей справлять. Не боялся ни прослушек, ничего.
28 декабря, в день рождения маршала рано-рано утром ему в дверь позвонили. Открыла дочка, Наташа. На пороге стоит адъютант маршала Рокоссовского. Он на два этажа выше жил.
Наташа вспоминает: "В руках у него была корзина, а в ней куст белой сирени, которую отец очень любил. В те времена сирень зимой — это была фантастика. Отец был в восторге и весной высадил ее на госдаче в Архангельском. Вечером в тот день собрались гости. Ради такого случая отец нанял повара и официантов. Разногласия прошлых лет были забыты. Пришли все маршалы, писатели Константин Симонов, Борис Полевой. Все поздравляли отца".
Про Дениску и мечты его папы
Кстати, прямо в один год с Коневым ко мне же, но только в подвальную коммуналку переехала семья писателя Драгунского, того самого автора Денискиных рассказов.
Для них конечно юбилеи с поварами и официантами — это что-то из другой жизни было. Драгунский хоть и был известным писателем, а жил скромно. Вот и поселили его хоть и в маршальский дом, да дали комнатушку, жаркую, с маленькими оконцами под потолком. Прямо под окном проходили отопительные трубы, форточка вечно была настежь распахнута.
Его сын Денис, тот самый Дениска Кораблев из рассказов, вспоминал потом, что через эту форточку в их комнатку летели дворовый шум, пыль, грязь, а иногда и какие-то мелочи падали, те, что жильцы проходя теряли — то спичек коробок, то монетка.
В этой-то моей подвальной комнатке Драгунский и написал свой знаменитый рассказ "Тайное становится явным" — про манную кашу.
Когда рассказ напечатали, его сына Дениса все донимали расспросами — был ли такой случай в жизни. И он терпеливо всем отвечал, что нет, такого не было и быть не могло. Ведь жили-то они в подвале.
А этим рассказом Денискин папа просто свои мечты об отдельной квартире выразил. Помните, там в конце милиционер к маме в квартиру поднимается и начинает ее отчитывать: мол, что же это вы хулиганите! Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами, и, между прочим, с мусоропроводом".
Сейчас все умные стали, у меня вон в одном подъезде психолог живет. Так он, наверное, сказал бы, что это сублимация. Ну, может оно и так.
Про 9 мая — главный праздник моих жильцов
После войны больше всего мы с жильцами любили парады 9 мая. Все собирались смотреть, как нарядные и счастливые маршалы и генералы в начищенных до блеска ботинках, в военной форме с медалями и орденами выходят из подъездов. На Красную Площадь все пешком шли. Обнимались, друг друга поздравляли! Идти-то всего-ничего, а они выходили заранее, пока с каждым обнимутся, пока сфотографируются, пока букеты да шары примут, да столько, что рук не хватало все удержать. Я на них сверху смотрел и радовался. Это и было настоящее счастье.
Так мы и жили здесь до самых 90-х годов двадцатого века. Только тогда я утратил статус дома для военной элиты. Квартиры мои приватизировали и раскупили. Сегодня разные люди живут. Кто-то жилье в аренду сдает. Соседи, в основном, не общаются, друг друга не знают, все спешат куда-то. Вышли с утра, в метро прыгнули, а поздно вечером обратно приехали и телевизор включили.
Мне, конечно, давно реставрация не помешала бы, ремонт капитальный... но все равно, я и сегодня — один из самых престижных домов столицы. И те, кто меня домом с досками зовет, конечно, просто завидуют. Ведь я такие истории помню! Как мало кто другой.
Это был Михаил Черняк — ожививший голос знаменитого Маршальского дома в Романовом переулке 9, в советское время известным как переулок Грановского. Еще больше непридуманных историй из уст оживших московских домов слушайте в подкасте газеты METRO "Голоса московских домов"