Одна из дочерей Вертинского – Анастасия – поделилась с Metro воспоминаниями о своём отце, яркими фрагментами детства. Её рассказ мы публикуем полностью, почти без сокращений.
– Эта выставка – не только летопись жизни Александра Николаевича, но ещё и пример того, что значит искусство для человека, любящего Россию. Он был и автором, и исполнителем, и композитором своих песен, но главное – был Поэтом. Папа запомнился мне очень добрым человеком, чрезвычайно внимательным и – не обделённым чувством юмора.
Помню, как он говорил кому-то из своих друзей, грассируя: "Эти две стегвы (имея в виду меня и мою сестру) сказали: "Папка, ты дуак". Я поажён, какие они умные и откуда они узнали!" Его юмор всегда был особенным каким-то.
А ещё у него было такое удивительное качество – объединять вокруг себя людей. У нас в доме собиралось огромное количество актёров, композиторов, поэтов того времени, и все его с огромным удовольствием слушали. Это были такие домашние пиры. Бабушка наша готовила самые вкусные на свете пироги, она была потрясающая кулинарка.
А нас с сестрой, конечно, выгоняли спать. Но мы в ночных рубашках подбирались к замочной скважине и по очереди рассматривали, что там происходит. Я помню образ Александра Николаевича в этой маленькой замочной скважине, который стоит посередине комнаты, и там дым коромыслом. Раздаётся смех, царит веселье, ощущаются запахи табака, еды, и мы как андерсеновские девочки со спичками – подсматриваем за той жизнью, куда нам нельзя.
Папа много гастролировал. Когда становилось известно, что он приедет, для нас это был огромный праздник. Мы готовились: рисовали картинки, чтобы его порадовать. Но вот оценками обрадовать не получалось. В частности у меня, к сожалению. Но он никогда нас не ругал за это.
Он потрясающе читал нам Андерсена. Я сидела у папы на одном колене, Маша – на другом. И так он нам вечерами читал. Знаете, он не воспитывал нас с точки зрения того, что объяснял нам, что плохо, что хорошо.
Но он был настолько добр, от него веяло всепрощением, уникальной душевностью, что очевидно: всё хорошее, что есть во мне, от него. А всё плохое – от жизни. (Смеётся.) Это было какое-то опосредованное воспитание, не прямое. Он много нам читал, приучал к чтению. У нас была огромная библиотека. Он был таким немножко сказочным отцом – не таким, как все.
Меня много спрашивают про образ Пьеро. Почему он его выбрал для сцены? В мемуарах Александр Николаевич пишет, что эта маска была ему необходима, ведь он сильно смущался перед публикой, когда был юным артистом. Его дебют на эстраде состоялся в 1915 году, на сцене Театра миниатюр в Мамоновском переулке.
Тогда он впервые вышел в костюме Пьеро, ведь от себя лично ему тогда было сложно петь эти песни, которые в ту пору назывались альетками – они были короткие и грустные. И тогда Александр Николаевич придумал для себя такой образ. У него их было два – Белый Пьеро и Чёрный.
Начинал папа с белого, но очень быстро надел чёрный костюм, потому как он был более академичным. Набелённое лицо с трагически поднятыми бровями завораживало публику. Это имело ошеломительный успех в то время. Так в 20 лет он получил сумасшедшую славу.
Александр Николаевич выступал в этом образе и в эмиграции. Пел только для русской диаспоры на русском языке и приезжал туда, где были самые большие поселения эмигрантов. Такая жизнь сиротская, бесприютная не озлобила его, не сделала жёстким, грубым. Он ведь ещё в юном возрасте в России после смерти родителей ушёл от своих властных тёток, которые унижали его, и скитался.
Продолжились скитания поначалу и в эмиграции, и только позднее он начнёт хорошо зарабатывать. 25 лет Вертинский провёл в Европе, гастролируя, и там его ожидал второй виток славы.
Он снял костюм Пьеро и стоял уже на сцене во фраке, с белым цветком в петлице, и это был такой скорее русско-французский шансонье.
Он пел только на русском, хотя владел несколькими языками. На русском – потому что музой его была родина и он страшно тосковал по ней и всегда хотел вернуться. Но произошло это только в 1943 году – самое тяжёлое военное время. Именно тогда он дал много благотворительных концертов. Но чтобы полюбить его, публике понадобилось время: Вертинский для многих был "нездешним".
Пять вопросов о Вертинском Дарье Кавериной, куратору выставки, главному хранителю музея
Как долго готовилась экспозиция?
– 11 лет назад, когда была жива жена Вертинского Лидия Владимировна. Мы получили от неё и от дочерей все документы, фотографии, ноты, автографы.Это было передано музею в дар, и мы с благодарностью приняли все реликвии. Значительная часть экспозиции – кабинет Вертинского, его чемоданы, кофры и другие личные вещи – были куплены Министерством культуры для нашего музея в 2014 году у наследников. Так что на выставке представлен кабинет Вертинского – тот самый, что был в квартире на Тверской, 12.
Во сколько обошлась покупка личных вещей шансонье?
– За всю коллекцию Вертинского было уплачено 14 млн рублей. Помимо кабинета это ещё и масса других предметов мебели. Например, два дивана, три журнальных столика, красивые стулья, люстры, то есть масса самых разнообразных вещей, которые когда-то Александр Николаевич приобретал с такой любовью для семьи. Он обожал красивую мебель и любил прогуляться по комиссионкам.
Судя по представленным на выставке вещам, у Вертинского был отменный вкус.
– Да, это так. Вы правильно заметили. Он любил красиво жить, заработки позволяли. Представьте, по всему Советскому Союзу Александр Вертинский дал более двух тысяч концертов с момента возвращения на родину – с 1943 года. Сохранились даже его расчёты, они есть в нашей экспозиции – сколько получил, сколько потратил и на что потратил. Кстати, в его квартире была ампирная мебель. Но тогда антиквариат стоил не так дорого и люди скупали в комиссионках предметы старины.
На какой стенд посетители обращают внимание чаще всего?
– На тот, где отражено знакомство с будущей женой Лидией Циргвава в Шанхае и женитьба на ней. Эта витрина посвящена их любви. Вертинский, посылая цветы, вкладывал туда записочки, которые подписывал «Сандро», как она его называла по-грузински. Он всегда с большой нежностью относился к своей жене, потому что она для него всегда была и любовью, и ребёнком, и мечтой.
Почему музей Вертинского не открыли в его квартире на Тверской, 12?
– По современным меркам она очень маленькая – 60 метров. Поэтому для того, чтобы организовать там музей, квартира не подходила. Понятно, что посетители в таком пространстве просто бы не разошлись. Да и за вещами было бы намного сложнее следить – за их сохранностью. Поэтому в наших просторных залах экспозиция смотрится гармонично.