Чтобы изучить настроения, желания и поведение рабочих, Ольга Пинчук сначала ездила в экспедиции, беседовала с шахтёрами и слесарями, их родственниками, жителями промышленных городов и рабочих посёлков. Но такое исследование показалось ей не глубоким, и Ольга решила применить метод включённого наблюдения, стать частью той среды, которую изучает. Как это было, она рассказала Metro.
Найти работу нелегко
– Я стала читать объявления и записываться на собеседования туда, где требуется низкоквалифицированная рабочая сила. Думала, что устроюсь быстро, но не тут-то было, – вспоминает Ольга. – Кадровиков смущало наличие у меня высшего образования. В итоге работу в Москве я не нашла, но меня взяли на иностранную фабрику в Подмосковье. Там почти весь менеджмент приезжает из-за границы по контрактам, и образование сотрудниц их мало пугает. Оказалось, что из рядового персонала фабрики примерно половина москвичи, остальные жители Подмосковья и приезжие.
Сбои и поломки
– Я стала работать в цехе упаковки ирисок оператором*. Теоретически наша фабрика почти полностью автоматизирована, а работницы должны только включать и выключать машины, следить за ними и качеством товара. Практически это импортное оборудование выработало свой ресурс ещё за границей до того, как его там списали и привезли сюда. А с тех пор оно отслужило ещё 15 лет, пока я пришла на фабрику. Поэтому труд работниц превратился из созерцательного в деятельный. Постоянно приходилось останавливать машины и что-то чинить, изобретать какие-то штуки, которые помогли бы оборудованию не остановиться окончательно, подсовывать картонки под разболтанные механизмы, подкручивать что-то, сдвигать в сторону линию конвейера, чтобы не зажёвывала продукт. И каждый раз приходится экспериментировать.
Взаимовыручка в команде
– Без помощи других работниц я бы поначалу не справилась. Но, если бы остановилась машина, за которую меня назначили отвечать, оштрафовали бы не только меня, а всех. Поэтому хочешь не хочешь, а все друг другу должны помогать. Когда я звала на помощь, кто-то подбегал к моей машине, и я сама бегала к чужим машинам.
Без брани, только визги
– Обратила внимание на лексикон работниц. В критических ситуациях постоянно слышались выкрики: "ой", "блин", "сюда", "держи", "суй"... И снова "ой". При этом на фабрике практически не ругались матом. Ну по крайней мере не больше, чем в НИИ. И вопреки расхожему стереотипу о том, что рабочий класс пьёт на работе, у нас такого не было.
Сладкого не хотелось
– Формально есть сладости с конвейера нельзя, но на это никто не обращал внимания. Ешь сколько влезет. Но очень скоро желание полакомиться пропадает. Ты начинаешь смотреть на конфеты как на несъедобную продукцию конвейера. Я уже довольно давно ушла с фабрики, а охота есть конфеты не вернулась до сих пор.
Не каждый сможет
– Я убедилась, что мнение, будто рабочим может стать любой и ума для этого не требуется, в корне не верно. Мне и моим коллегам требовались изобретательность, сообразительность и ещё целый набор качеств, чтобы настраивать оборудование и решать производственные головоломки.
Сама себя разоблачила
– Рано или поздно нужно было сообщить соратницам, что я социолог. Это подразумевается методикой исследования, к тому же нельзя врать весь год и испытывать неловкость от того, что люди считают тебя товарищем, а ты их изучаешь. На второй месяц я рассказала об этом работнице, которая стала мне подругой, постепенно и остальным в нашей бригаде, чтобы у всех людей, которые невольно стали объектами исследования, был выбор: общаться со мной дальше или нет. И многие стали даже более открытыми, чаще делились своими соображениями о нашей работе и жизни. Сообщила я со временем и менеджменту, попросила руководство об интервью, чтобы получить перспективу не только из цеха. Они не согласились, но работать мне не мешали. Единственное, о чём меня попросили, – не указывать название фабрики в публикациях, и я назвала её условно – фабрика Iriski.
* Работая оператором упаковки Ольга получала 30 тысяч рублей в месяц, когда не штрафовали за простой.