Театральный режиссёр Юсукэ (Хидэтоси Нисидзима) попадает в анекдотическую ситуацию: “Приехал муж из командировки”. Рейс отменяется, и, вернувшись домой, он застаёт свою жену Ото (Рэйка Кирисима) с молодым любовником, лица которого не видит. Не выдав своего присутствия, Юсукэ уходит, а затем избегает разговора с женой, о котором она его просит, видимо, что-то подозревая. Пока Юсукэ бегает от жены, та внезапно умирает от кровоизлияния в мозг. Проходит два года. Юсукэ приглашают ставить “Дядю Ваню” на театральном фестивале в Хиросиме. На главную роль Юсукэ выбирает скандального молодого актёра (Масаки Окада), подозревая, что именно его видел со своей женой. Под слегка драматургически натянутым предлогом (артист фестиваля сбил перешехода) организаторы настаивают, чтобы во время работы над спектаклем за рулем был не сам режиссёр, а профессиональная водительница Мисаки (Токо Миура). Подавленный мужчина и отстранённая девушка оказываются наедине в маленьком пространстве его старой любимой красной машины – каждый со своей болью.
Картину Хамагути чествовали в Каннах и номинировали на “Оскар”, поэтому написать о ней успели очень многое. Но с позиции сегодняшнего дня фильм воспринимается совершенно иначе. Россия оказалась в культурной блокаде, даже классическая русская культура подвергается в мире переосмыслению. А тут – гимн чеховской пьесе, постановка которой занимает добрую половину длинного фильма. Хамагути уже обращался к Чехову: в его фильме “Асако 1 и 2” ставили “Трёх сестер”. Теперь – “Дядя Ваня” в удивительном мультилингвистическом формате. Все актёры – из разных стран Азии: актриса из Тайваня, немая исполнительница из Южной Кореи, разговаривающая языком жестов, большая часть каста из Японии. Посыл прозрачен: Чехов, как и вся человеческая боль, о которой он писал, а Хамагути снимает, принадлежит всему человечеству. И горящая лампадка в темноте, мерцающая в финале спектакля, – это маленький огонёчек надежды для всех: русских, японцев, тайваньцев, кого угодно. Хочется верить, что мир об этом всё-таки не забудет, и Сонино “Надо жить”, произнесённое в фильме на южнокорейском языке жестов, мировая культура не пожелает отменить. Так это или нет, станет понятно по результатам “Оскара”.
Вне зависимости от “Оскара”, сегодняшней повестки и даже Чехова, Хамагути снял очень простой, абсолютно всем понятный фильм о том, как выжить на выжженной земле и отправиться дальше. Неслучайно спектакль ставят в Хиросиме – некогда самом разрушенном городе на планете. Но вот Юсукэ с его страданием и чувством вины робко делит своё одиночество с такой же потерянной Мисаки. Они едут по гладким магистралям процветающего города, мимо тихого моря, сквозь сверкающую электричеством ночь, сквозь ясную солнечную осень, и ничто вокруг не напоминает о некогда пережитом Хиросимой кошмаре. Молодой артист, в котором Юсукэ поначалу видит соперника и врага, откроет ему нечто важное о самом себе, о потерянной Ото, и скорбящий человек сделает первый шаг к тому, чтобы отпустить.
В конце фильма красная машина “переедет” из Японии в Южную Корею. Мисаки, тоже отпустившая своих демонов, приедет на ней в магазин за продуктами. Разыграется интернациональная, всем знакомая сцена: “Вам пакет нужен? Баллы списать?” Какая разница, в какой стране это происходит? Пакеты в продуктовом, как и русская классика, одни на всех. Как и вся наша земля, для которой горит лампада надежды. Девушка садится в машину и едет дальше. Чехов уже всё сказал. Надо жить.