Фильм начинается с будто снятых на телефон видеокадров последствий теракта в супермаркете: опрокинутая тележка для покупок, кровавые следы на полу… Потом реальное измерение будто сворачивается, как лист бумаги, и мы переносимся в пустое метафизическое пространство с резкими тенями и беспощадным, будто от гигантского прожектора, освещением, в котором легко узнать композицию картины Джорджо де Кирико “Пьяцца д’Италия”.
На метафизических ступенях нереального дворца сияющий от предвкушения будущего счастья жених ждёт свою невесту. “Харон!” – окликает подпирающего в ожидании клиента дверцу машины таксиста продавец фастфуда, и пока Харон (Венсан Кассель) невозмутимо ест сэндвич, перед его и нашими глазами разворачивается завязка этой истории. Из подъехавшей к ступеням дворца машины выходит невеста, но не успевает она откинуть с лица фату, как её сражает чья-то пуля, а рука того же неизвестно кого затаскивает её в машину, которая несётся куда-то прочь.
“Он принимает разные обличья – змей Тиресия, чумы в Фивах, безумия в Шотландии, даже божественной справедливости, чтобы не быть узнанным”, – поясняет нам, как на театральных подмостках, Харон и охотно откликается на призыв перепуганного жениха мчаться вслед за похитителем. Так Орфей (а это именно он) устремляется в погоню за своей Эвридикой по будто вышедшему из-под кисти того же де Кирико безжизненному пространству и, наконец, прибывает к возвышающемуся посреди пустыни отелю “Аид”, в чертогах которого и скрылась его невеста.
“Это история о всех вас, которые верят, что любовь сильнее смерти”, – предупреждает в начале картины, глядя на зрителя, Харон, и ироничная ухмылка Касселя как нельзя лучше подходит для того, чтобы подготовиться к прощанию с этой иллюзией.
Практически всё действие картины разворачивается в полностью нарисованном пространстве потустороннего мира, что позволяет создать очень убедительный загробный пейзаж (хотя о том, каков он, все присутствующие здесь, конечно, понятия не имеют). Впечатление от блуждания по посмертным чертогам усиливают оперные арии и звучащие, как эхо земных диалогов, реплики, часть из которых – фрагменты разных оперных либретто. Когда ты вместе с главным героем съезжаешь в лифте в нижние темнейшие круги загробного мира, где блуждают тоскливые тени его родителей, то услышанное в этой магической нарисованной пропасти утверждение “ты проиграл, потому что ты живой”, звучит с особенной силой невозвратности.
Как и в античном мифе, сюжет картины посвящён попыткам Орфея вернуть Эвридику на землю, но разыгрывается с принципиально новыми характерами и составом персонажей. Сделать Аид отелем – остроумная идея, и всё её богатство в этой картине вполне отыграно. Если пространство смерти – это отель, то Плутон (Эрвин Шротт) и Прозерпина (Фанни Ардан) – его управляющие. Смерть в лице её служителей предстаёт как отнимающее волю и одновременно крайне притягательное место, от магнетизма которого убежать практически невозможно. Аргументы потустороннего нечем крыть: “Единственное, что мы можем сделать для умерших – отпустить их”. И если Прозерпина, как опытный мастер НЛП, заманивает через похвалу с практически бодлеровскими интонациями (“Твоя любовь, как аромат, её могилу наполняет”), то демонически притягательный Эрвин Шротт, завоевавший все главные оперные сцены земного мира, с проверенной временем уверенностью возвышается на краю музыкальной бездны, в которую, как в вечность, бросают нас авторы этой картины.
Несмотря на то, что в жанровом определении фильма есть слово "мюзикл” и среди артистов есть настоящие оперные певцы (кроме Шротта, это исполнители ролей Орфея и Эвридики певцы Валентино Буцца и Мариам Батистелли), которые не имитируют пение, а по-настоящему поют, меньше всего на протяжении просмотра ты думаешь о том, что это именно мюзикл – в таких грамотных пропорциях здесь соединены диалоговый и музыкальный элементы. Пение завершает начатое фразами, которые тоже построены по законам музыкального жанра, и оттого границы между словесным и чисто музыкальным стираются: “Ты – день, а чтобы быть с ней – стань ночью, ты лицо – стань черепом, ты живот – стань духом”.
Конечно, Эвридика в картине стала чернокожей в соответствии с новейшими правилами политкорректности, но здесь это обстоятельство не заставляет в очередной раз в недоумении закатить глаза, а даже не вызывает никаких вопросов, поскольку, во-первых, это настоящая оперная певица, а во-вторых, её необычный облик только усиливает отвлечённую, "инаковую" атмосферу, подчёркивая аномальность всего происходящего перед глазами на экране.
Уже в середине этого путешествия становится понятно, зачем в его начале была нужна фраза Харона о любви, которая вряд ли сильнее смерти – это фильм о том, что не любовь побеждает смерть, а музыка. В принципе, это и есть смысл и самого античного мифа об Орфее, и его оперных интерпретаций: музыка если и не поднимает мёртвых из могил, как в мифе, то остаётся после смерти Орфея.
В оригинале фильм называется “Opera!” и в российском прокате его переименовали в “Дольче!”, прямо указав на тех, кто сшил все костюмы для этого магнетического зрелища: Дольче и Габбану посетителям кинотеатров по-прежнему проще продать, чем музыку. Наверняка женская часть аудитории не раз поймала себя на мысли, что картина эта, как остров с сиренами, околдовывает тебя не только ариями, но и хит-парадом портновского искусства, в котором итальянские мастера так же велики, как в искусстве оперы, и в котором столько же музыки и поэзии, как в ариях любви и смерти Верди и Пуччини.
"В последние несколько лет, работая в крупнейших театрах мира, мы стремились вывести оперу на новый повествовательный и визуальный уровень. Такой же была цель и с фильмом "Дольче!", где мы взяли миф об Орфее и Эвридике и превратили его в метафизическое путешествие к новым визуальным горизонтам. Фильм был снят почти полностью в виртуальных декорациях на студии Prodea Led в Турине. Это позволило объединить миф и современные технологии. Нам удалось разработать эстетику, в которой смешаны метафизика Де Кирико с рационалистической архитектурой, визуальные амплитуды Нерви с театральной сценографией, дизайн Моллино с необычайной красотой костюмов Dolce&Gabbana. Наша история — грандиозная сказочная фреска. Мы пересекаем реку Ахерон и достигаем отеля "Гранд Аид", открываем двери и попадаем в фантасмагорические миры, где наше сознание блуждает в поисках глубочайшего смысла любви и смерти". Режиссёры Давиде Ливерморе и Паоло Джеп Кукко о фильме
Досье
Оригинальное название: The Opera!
Режиссёры и авторы сценария: Давиде Ливерморе (театральный режиссёр Ла Скала, Римской оперы и др.) и Паоло Джеп Кукко (автор видеодизайна спектаклей Ла Скала, Оперы в Сиднее и т.д.)
Костюмы: Dolce&Gabbana
В ролях: Венсан Кассель, Фанни Ардан, Катерина Мурино, Валентино Буцца, Мариам Баттистелли, Эрвин Шротт, Росси де Пальма, Анджела Финоккьяро, Шарлотта Джентиле, Серхио Берналь
Дирижёры: Пласидо Доминго, Фабио Бьонди