– Вот она – утка в яблоках! – восклицает Саша, перелистывая на компьютере фотографии детского альбома своей мамы, которой не стало в 2016-м. Альбом хранился в их семье с самой войны, а потом куда-то запропал. В музее он оказался всего лет 12 назад, и кто его туда сдал – неизвестно.
Чистополь – Москва
Саше Сурковой 26 лет, сейчас она работает декоратором и хочет закончить высшее образование – получить диплом дизайнера. Как она говорит, любовь к рисованию у неё от мамы.
– Я помню этот альбом, – говорит Саша задумчиво. – Мама мне показывала его в детстве. Её любимый рисунок – вот эта утка в яблоках. Она рисовала это в Чистополе, в эвакуации, в 41-м или 42-м году. До последнего дня жизни она рассказывала, что её главной мечтой тех лет была именно эта утка. Тогда все в Чистополе мечтали вернуться домой, приготовить вот такую утку в яблоках и снова собраться за столом.
По словам Александры, в самом начале войны большая и дружная семья Сурковых вынужденно разделилась. Жена дедушки Софья Антоновна и двое маленьких детей, Алексей и Наталья, отправились в эвакуацию на Каму, в город Чистополь. Сам Сурков, военкор газеты "Красная звезда", остался в Москве и метался между передовой и редакцией.
"Братья мои уже учились, букв я тогда не знала, но рисовала целые сюжеты, – пишет в книге "Странники войны: Воспоминания детей писателей. 1941– 1944" Наталья Алексеевна. – Отчётливо помню: сижу за столом, в альбоме нарисован домик, у забора уже зазеленела трава, а я окунаю мокрую заострённую кисточку в алую краску, и вот-вот сейчас этот цвет ляжет на белый лист".
Ни взрывов, ни танков, ни горящих самолётов, которые так любили рисовать послевоенные дети, в альбоме маленькой Наташи нет. Её отец и мать приняли горе тех лет на себя и сделали всё, чтобы дети не увидели истинного лица войны. Дети действительно не видели ни пожарищ, ни крови. Но неуловимое чувство тревоги в альбоме трёхлетней девочки всё же есть. О войне явственно напоминает одна картинка: поезд, возле которого стоят ряды людей в форме.
– Это мы уезжаем в Чистополь, – говорит Саша, будто и она была там.
Для неё это действительно не какая-то далёкая история, а часть жизни, которую она мысленно прожила вместе с мамой и дедушкой.
Тревогой отдают и пышные картины застолий, которые маленькая Наташа любила изображать больше всего. Королева альбома, конечно, утка с яблоками. Над ней летят белые птицы, а сбоку старательным детским почерком выведено: "ПАПИ". За уткой следуют разнообразные вариации на тему стола. Стол с морковкой и репкой, стол с цветами. Наташа, как теперь сказали бы, "девочка из хорошей семьи", узнала, что такое голод, только в Чистополе. Но запомнила это на всю жизнь.
"Как-то мы были дома одни. Наступил вечер, было холодно, и хотелось есть, – пишет Наталья Суркова в книге воспоминаний. – Видимо, я капризничала. Алёша взял кусок чёрного хлеба, чем-то его намазал, посыпал солью, разрезал на кубики и сказал: "Вот съешь, и у тебя в животе из этих кубиков сложится печка. И тебе станет тепло".
- Казалось бы, она не должна была сильно голодать, по крайней мере, мне она этого не рассказывала, но любовь к застольям у мамы осталась на всю жизнь. Александра Суркова.
Стол и дом
– Маме вообще был очень важен сюжет с застольем, – говорит Александра. – Вокруг стола всё строилось, стол – это главная вещь в доме, место сбора всех. Я думаю, что в Чистополе она рисовала наш старый дом во Внуково, потому что там для неё было сосредоточено это самое сильное и важное ощущение семьи.
Дом Суркова в дачном посёлке Внуково под Москвой стоит до сих пор. Дом с большим садом, полным цветов, - это живая память о поэте. Здесь всех и всегда кормили, привечали обожали гостей.
- У дедушки был роскошный сад, за которым он сам ухаживал, - говорит Саша. - Он очень любил пионы и сирень. Дедушкины пионы цветут до сих пор, мы их очень бережём. По маминым воспоминаниям, дедушка был очень светлым человеком, спокойным, весёлым. Обожал детей и внуков, возился с малышами, из командировок привозил кучу подарков. До сих пор сохранились его китайские и индийские куклы. Он очень любил собак, в доме всегда жили немецкие овчарки. Обожал большие компании. У нас даже такая песенка была: "Исаковские, Твардовские и Сурковские места". Эта компания собиралась то в Переделкино, то во Внуково. Всё время шум, гам, они что-то писали, дети бегали, собаки лаяли. Было очень весёлое время.
Иногда гостеприимство Сурковых носило неожиданный характер. В конце войны, когда вся семья собралась вместе, в доме появился... немец, каким-то непостижимым образом оставшийся со времён Битвы под Москвой. Вроде бы зимой 1941 года кто-то из местных подобрал его, раненого, и спрятал у себя. В конце войны немца всё- таки обнаружили, и его дальнейшая судьба выглядела незавидно, но Сурков с кем-то договорился и забрал его к себе. Алексей Александрович собрал семейный совет, и немца решили оставить в доме. По воспоминаниям Натальи Сурковой, на фашиста немец не тянул. Человек он был совершенно не военный и при этом талантливый. Несколько лет он помогал Сурковым по хозяйству, ухаживал за садом, а в свободное время рисовал большие картины маслом.
– Две картины сохранились, – рассказывает Саша. – Одна висит у меня дома. Он рисовал цветы из дедушкиного сада, которые его приводили в восторг. Мы не знаем подробностей этой истории. Известно только, что потом, спустя несколько лет после Победы, дедушка как-то сумел переправить немца на родину в Германию.
Дама в леопардовой шкуре
Каждая из картинок альбома вызывает у Саши воспоминания. Вот на листе изображена дамская сумочка, украшенная бусинами разных цветов, и под ней подпись корявыми детскими буквами: "СУМКА".
– Сумка, – повторяет Саша задумчиво. – Возможно, маму впечатлила какая- то бабушкина сумка. Софья Антоновна была модницей. Великосветская львица.
Я её почти не помню, она умерла, когда мне было года четыре. Но она принимала участие в воспитании брата и сестры. Они бабушкой восхищались, рассказывали, что бабушка – это самые красивые шляпки Москвы, шёлковые перчатки, леопардовые шубки, сумочки. На всех фотографиях она просто королева.
Отношения Алексея Суркова и его жены, Софьи Антоновны Кревс, были непростыми. Как и про все известные московские семьи, про Сурковых ходило множество слухов. Вроде бы были разлады, ссоры, измены. Но всё это никогда не касалось семьи.
– Они прекрасно воспитали двоих детей, держали открытый дом и до последнего были вместе, – горячо говорит Саша. – И эта песня "В землянке", ведь она поя-вилась в письме к бабушке…
Историю написания знаменитых строк сам поэт изложил в книге "Истра 1941". В один из дней он с товарищами чуть не попал в окружение, пришлось с боем уходить по минному полю. Тогда отряд чудом уцелел. В тот же вечер, сидя в землянке, в письме к жене он написал свои знаменитые стихи:
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага.
Сурков относился к ним как к личному посланию и даже не хотел публиковать. Только в феврале 1942 года стихи попали в руки композитору Константину Листову. Песня мгновенно стала популярной и разошлась по всем фронтам.
– Там ведь речь идёт именно о любви дедушки, – говорит Саша. – В песне очень часто путают слова. У дедушки написано: "От МОЕЙ негасимой любви". А поют "от ТВОЕЙ негасимой любви". Но в оригинале именно "от МОЕЙ". Для дедушки было важно, что Софья Антоновна есть, она с детьми. Именно она вдохновляла его на военных путях.
По словам Саши, Софья Антоновна была из тех редких женщин, кто умеет "держать вертикаль" и быть чем-то вроде главного семейного инженера. Вся сложная конструкция семьи Сурковых с детьми, гостями и собаками была создана именно ею. Воспитание детей, жизненный уклад, образование и знаменитые сурковские застолья – за всё отвечала Софья Антоновна. Строгая, сдержанная, всегда одетая по последней моде, с гордо поднятой головой, она окружала семью настойчивой, но ненавязчивой заботой. Это ей дети благодарны за знание языков, путешествия по Европе, учёбу в лучших лицеях и вузах Москвы (сын Алёша окончил МГУ, а Наталья – ГИТИС и была прекрасным музыкантом).
– Как я понимаю, в Чистополе бабушку не очень любили соседки, – говорит Саша. – Она и в эвакуации не позволяла себе расслабляться. Шляпки и шубки всегда были на ней. Наверное, во время войны это могло казаться странным.
Автопортрет
– Это мама себя, наверное, рисовала! – восклицает Саша, рассматривая рисунок кривоватой детской фигурки в условной пачке на изогнутых ножках. – Она всё детство, пока не начала заниматься музыкой, мечтала стать балериной.
Скорее всего, любовь к балету пришла к Наталье Алексеевне от её мамы, отвечавшей за всё красивое в семье. Но дети по-своему развили этот сюжет.
– Балерины в нашей семье всегда были священны. Их в доме было множество во всех видах, – рассказывает Саша. – Как-то мама нашла два больших ватмана и нарисовала на них огромных балерин. По соседству с нами во Внуково жила Уланова. Мама ею восхищалась. Показывала мне все фильмы с ней. Уланова была сильно старше мамы и очень закрыта. Она часто прогуливалась в одиночестве мимо нашего дома – всегда подтянутая, стройная, очень хорошо одетая, но подойти к ней мама так и не решилась. Но я помню это хорошо – балерины. Мама часто их рисовала вместе со мной.
Песни афганских женщин
Весёлые, гордые и трудолюбивые Сурковы унаследовали от знаменитого деда и строгой бабушки их статность и голубые глаза. И главное – их страсть и упрямство в работе. Сашина мама, как и старший Сурков, работала журналистом и была буквально одержима желанием рассказывать людям о чудесах мира. Во время афганской войны Наталья Алексеевна, увлекавшаяся собиранием фольклора, решила отправиться в пылающий Кабул, чтобы записать старинные народные песни афганских женщин. "Вы с ума сошли!" – говорили ей во всех ответственных кабинетах, где она получала документы на выезд. Но в Кабул она всё-таки поехала. Женщины были найдены, и песни записаны. На обратном пути в кабульском аэропорту её с чемоданом, полным магнитофонных плёнок, задержала полиция – из воюющей страны ничего вывозить не разрешалось. Наталья Алексеевна упёрлась и вызвала подмогу из Москвы. Пока приехавший на выручку приятель заговаривал зубы охране аэропорта, Наталья элегантным бабушкиным движением ноги пнула чемодан с записями так, что он пролетел через границу и оказался в нейтральной зоне, где его уже ждал другой приятель.
– Это мы, Сурковы, – смеётся Саша. – Все Сурковы очень похожи – и внешне, вплоть до формы ногтей, и внутренне. У всех повадки и привычки простые, ведь мы совершенно советская семья. От бабушки же досталась и некоторая семейная нагловатость, за которую мы часто получаем по голове. Но тут уж ничего не поделаешь.
Но, по словам Александры, у Сурковых в крови и уважение к серьёзному образованию, ответственной, часто военной профессии. И всё это уживается с любовью к "тусовочности".
– Мы сохраняем человеческие ценности семьи: серьёзного воспитания детей, любви к животным, – говорит Саша.
Кстати, утку с яблоками они с сестрой готовят на каждый Новый год. Для всего большого семейства эта утка давно стала символом связи поколений, дружбы, любви и гостеприимства.
