Metro продолжает цикл публикаций, посвящённых теме "Чернобыль 30 лет спустя, 2016". На этот раз мы расскажем о том, что произошло на атомной станции, когда произошла авария.
В ночь, когда прогремело два взрыва на Чернобыльской АЭС, оператор четвёртого блока Олег Генрих должен был находиться дома, рядом с женой и двумя дочками. Но вышло иначе.
Катастрофа
В ночную смену Олег Иванович работал вместо коллеги, который уехал в Ленинград на свадьбу друга.
– Никаких предчувствий не было, – вспоминает Олег Генрих. – Сидели в операторской с Толей Кургузом.
Ещё по теме: Чернобыль: 30 лет спустя
Прямо перед взрывом Олег Иванович буквально на секунду зашёл в соседнее помещение, что в результате и спасло ему жизнь.
– Внезапно меня подбросило на месте! – говорит он. – Тут же тряхнуло ещё раз. Взрывы были такой мощности, что многотонную плиту, которая герметизирует реакторный отсек, оторвало, перевернуло в воздухе, и она упала рядом.
Оглушённого оператора привели в чувство отчаянные крики Анатолия Кургуза.
– В операторской Толю облило пароводяной радиоактивной смесью из вентиляционной трубы, – рассказывает Олег Иванович. – Распахнул дверь, хотел помочь, но меня тоже обдало, обжёг грудь. Толе было куда хуже, его обварило. Зрелище не для слабонервных…
Генрих упал на пол, там было легче дышать – воздух внизу был не такой горячий.
– Мы попытались выбраться и наткнулись на завалы – вентиляционные короба были оторваны, плиты качались на арматуре, – вспоминает Олег Иванович. – Вокруг кромешная мгла. Тогда пошли к лифтам, но они рухнули. Спасла запасная лестница. Только когда выбрались на ступени, включился аварийный свет.
На улице взгляд оператора упал на четвёртый блок:
– Стены нет, реактор вскрыт, из него идёт свечение. Словно северное сияние вижу. Зрелище завораживает! Фон – десятки тысяч рентгенов! А мы бежим мимо по радиоактивному графиту… Вот тогда испытали шок, поняли, что серьёзно «попали». Но не думали, что будем умирать!
Долго находиться на станции Генрих не мог – у него началась сильная рвота. Его повезли в медсанчасть на скорой вместе с пожарными, которые героически отработали на крыше станции.
– Они все были в грязных робах, еле ноги волокли, – сокрушается Генрих. – Как от них фонило, даже не представляю!
Помощь семьи
Из припятской медсанчасти Олега Генриха доставили спецрейсом в шестую клиническую больницу в Москве – единственную в стране, где принимали облучённых пациентов.
– Я получил 80 процентов ожогов тела разной степени тяжести, – делится он страшными подробностями. – Позже мне поставили диагноз «острая лучевая болезнь третьей степени».
У многих облучённых на ЧАЭС пациентов клиники поначалу было улучшение самочувствия. Но коллега Генриха Анатолий Кургуз «схватил» столь сильную дозу, что чувствовал себя плохо постоянно.
– Когда навестили его в палате, он был чёрный, как уголь, – тихо, едва ли не шёпотом говорит Генрих. – Он сказал: «Да-а, Олег, конкретно мы с тобой залетели. Если выкарабкаюсь, поеду пастухом работать в свою деревню!» И попросил написать что-нибудь семье. Я тоже потом просил об этом, когда ручку держать не мог. Жена Толи, получив письмо, обрадовалась. А вскоре ей сообщили, что муж не выжил…
Врачи не говорили чернобыльским пациентам, что они обречены
Пациентам клиники приходилось соблюдать определённые правила:
– Когда не работает костный мозг, падают тромбоциты. Каждый день у нас брали кровь. Если отсутствовали тромбоциты, которые отвечают за свёртываемость крови, нельзя было, например, бриться или сморкаться, поскольку лопаются сосуды и идёт кровь. Тем, кто входил в палату, выдавались маски, так как при радиации иммунитет перестаёт работать, можно подхватить от больных посетителей инфекцию и умереть. Ну, к нам больные и не заходили.
Жители Гомеля, ровесники катастрофы в Чернобыле, считают, что им повезло
В клинике Олегу приходилось туго, а выжить помогла любовь к близким:
– Помню, ко мне подошёл коллега Игорь Симоненко и сказал: «Вчера умер Валерий Перевозченко, начальник смены блока». Я попросил, чтобы он мне о таком не рассказывал. И без того тяжело было! Моего брата вызвали, хотели костный мозг пересаживать. Но не понадобилось. Всё само заработало месяца через полтора. Я ведь молодой был, семейный. Жить очень хотелось. Я боролся. До этого никогда не болел! Многие в клинике, кому за тридцать было, уходили – у кого-то почки отказывали, у кого-то наследственность плохая. Радиация – невидимый враг, бьёт по всему. А я, если честно, часто думал о семье. Жена прислала фотографию с двумя дочками, которую перед кроватью повесил. Она меня спасала! Есть не хотелось, горло было обожжено, вкус исказился, но я заставлял себя, ел буквально через силу! Понимал, что если перестану есть, не вытяну… Только ради семьи выкарабкался! Около десятка операций пережил. Помогли семья, врачи, оптимизм и тяга к жизни.
Прочитала в газете. Жена Олега Генриха не знала о состоянии мужа
В ночь на 26 апреля, когда Олег Генрих был на станции, его супруга Галина Викторовна плохо спала, просыпалась. Утром, развешивая бельё на балконе, она увидела знакомых, которые принесли дурные вести – на станции произошла авария.
– Я заплакала! – рассказала Галина Викторовна Metro. – По радио объявили, что лучше сидеть дома. Но нужно было идти в медсанчасть. Там оказалось много скорых, нас не пускали. Я позвала Олега, он выглянул. Сказал, что всё хорошо, но я заметила – его лицо было опухшим и багровым. Мы поговорили.
Несколько месяцев, которые муж провёл в клинике, Галина Викторовна жила в Донецкой области и толком не знала, что с ним. Она не могла поехать в Москву, поскольку сидела с двумя детьми, а их не с кем было оставить.
– Однажды в газете прочитала статью, в которой врач говорил о пострадавших, – рассказывает она. – Написала этому врачу письмо. Спрашивала, в каком состоянии муж. И мне ответили! Я узнала, что у мужа прошли три кризисных состояния и остался последний этап, что он будет здоров и работоспособен. Сколько слёз радости у меня было! Потом узнала, что Олег поначалу сильно не пострадал, ему обожгло паром грудь, но всё было цело. Однако через неделю у него стало жечь всё тело, кожа покраснела, потом почернела. К нему ходили люди в масках, он лежал без одежды. Его мазали мазью. Многие стали умирать. Мне говорили: смирись, вряд ли твой муж выживет. Однако он выжил, и сейчас всё хорошо!
Выдержки из писем ликвидатора Олега Генриха родным, которые он отправлял домой, пока боролся за жизнь.
•«Вы за меня не волнуйтесь, самочувствие нормальное, аппетит хороший. Галя, береги детей, это для нас самое главное и ценное. Я уже по вам всем соскучился. Сашенька и Анечка, ку-ку!»
•Какие вы хорошие, родные (пишет о своих впечатлениях от фотографии справа. – Прим. ред.). Анечку совсем не узнаю, изменилась капитально. Сашенька совсем большая стала. А ты, мать, ничего, молодцом, только грустная на фотографии.
•В столовую общую разрешали ходить сегодня. Как разрешили ходить, стало совсем не скучно, на улицу теперь можно ходить, с ребятами общаюсь. Сегодня доктор мой с утра принёс мне из дома огурцов и помидоров.
•Спасибо за письма, я как их прочитаю, словно с вами побыл. О вас не забываю ни на секунду, очень скучаю по вам, как вы там?
•Очень вас хочется увидеть, соскучился, но нужно набраться терпения. Врач советует поменьше находиться на солнце и есть побольше творога. По возможности это выполняйте, и береги наших крошек! Только сейчас понимаешь, что вы для меня всё, и без вас я ноль – никто, а с вами вместе мы семья, очень люблю вас. Крепко целую вас всех и обнимаю, ваш Олег. Поцелуй за меня Сашеньку и Анечку и скажи ей, чтобы слушалась и что скоро папа приедет.
•Анечка, поздравляю с днём рождения! Желаю крепкого здоровья, слушайся маму!
•У врачей был праздник – День медработника. Так мы по 3 рубля сбросились, а нянечка сбегала и купила в цветочном магазине 12 букетов по три цветка, и мы всем – и сёстрам, и докторам, и зав. отделением – подарили. Все остались довольны.