Почти полвека назад, 24 декабря 1971 года, авиалайнер с уроженкой Лимы Джулианой Кёпке на борту рухнул в тропический лес Перу с высоты 3200 метров. В самолёте было 92 человека, но выжила только 17-летняя девушка. Ей предстояло провести одиннадцать дней среди ядовитых жаб и прожорливых крокодилов. Metro продолжает цикл публикаций о единственно уцелевших в авиакатастрофах.
Трагедия началась с молнии, ударившей в самолёт
Джулиана родилась в семье известных немецких исследователей: биолога Ганса-Вильгельма и орнитолога Марии Кёпке. Немцы работали в музее естественной истории Хавьера Прадо в Лиме и с большим рвением изучали перуанскую природу. В их честь, например, назвали ящерицу Microlophus koepckeorum.
В 1968-м они основали исследовательскую биостанцию Panguana (названа в честь местной птицы), которая находилась прямо в тропическом перуанском лесу. Джулиана проводила там время с родителями. Ганс-Вильгельм и Мария даже решили переехать из Лимы на биостанцию, где полтора года Джулиана была на домашнем обучении. Однако спустя 18 месяцев девушке пришлось вернуться в немецко-перуанскую школу, чтобы закончить учёбу.
Накануне трагедии состоялся выпускной бал Джулианы по случаю окончания средней школы. Вскоре после него девушка вместе с доктором Марией Кёпке отправилась на рождественские каникулы к отцу из Лимы в Пукальпу.
Вылет задерживался, это нервировало пассажиров. Но никто не беспокоился, поскольку подобные заминки были типичны для Перу. Нервировало всех другое.
– Мы знали, что самолёт был единственным у авиакомпании LANSA – два других разбились в предыдущие годы, – рассказала Metro Джулиана. – Было тревожно. Но моя мама говорила, что навряд ли и этот упадёт. Плюс сотрудники аэропорта заверили, что самолёт постоянно летает в Перу из одного города в другой. Поэтому если волнение и было, то небольшим.
Грозовой фронт
Всё шло хорошо, пока лайнер не угодил в шторм.
– Никто поначалу этим не обеспокоился, – отметила Джулиана. – Хоть моя мама и не любила полёты, даже она не сильно нервничала, когда мы оказались в кучево-дождевом облаке. Лично я наслаждалась путешествием. Я любила летать, турбулентность меня не нервировала.
Но девушка испугалась, когда в правый двигатель самолёта впилась молния.
– Пассажиры уже плакали и кричали – паника началась за пару минут до этого. В иллюминаторах была темень, турбулентность стала невыносимой, а затем мы услышали гром и увидели вспышки возле самолёта. Мы впали в транс и только наблюдали, парализованные тем, что происходило. Только потом я поняла, что, по сути, до конца не понимала, в какой ситуации мы оказались. Она была для нас непостижимой!
Джулиана смутно помнит, о чём думала, когда молния спровоцировала катастрофу.
– Течение времени изменилось, оно укоротилось, не было возможности размышлять о чём-то конкретном. Мне почудилось, что я оказалась в каком-то фильме. Я совершенно точно не осознавала всю серьёзность момента. А вот мама – да, понимала. Я помню последние её слова: "Теперь всё кончено". Не было никакой возможности ответить ей, потому что, как только я увидела молнию, события стали происходить стремительно. У меня даже не было времени, чтобы сформулировать слова прощания.
Снаружи самолёта
Девушка с трудом улавливала, что происходит – ей понадобилось время, чтобы восстановить в памяти печальные события.
– Это точно был самый тяжёлый момент в моей жизни, но я мало что понимала, даже на подсознании. Только спустя несколько дней я вспомнила, что слышала ужасающий звук ревевших двигателей и пронзительные крики людей. Память также запечатлела дверь кабины пилотов, которая находилась прямо подо мной – потому что самолёт падал вертикально. И хотя вся ситуация выглядела безнадёжно, я ни разу не осознала и не подумала, что это – конец. Скорее, я воспринимала всё происходящее как ночной кошмар, и не могла ни думать, ни действовать.
В какой-то момент Джулиана оказалась вне авиалайнера, в свободном падении. Шансы выжить стремительно приближались к нулю.
– Меня закрутило, закружило, я падала куда-то на холмы, находясь на обломке самолёта, пристёгнутая ремнями безопасности к креслу. Я почему-то знала, что находилась в этот момент в полном одиночестве. Интуитивно ощущала, что больше никакой жизни вокруг нет. Было только кресло и огромный зелёный океан растительности подо мной. И он приближался. Раздавался свист ветра в ушах, я находилась в странной, невероятной обстановке. И я больше не слышала звука самолёта. Последнее, что я запомнила, была жуткая боль в животе, когда ремень безопасности затянулся на мне. И это единственное неприятное физическое ощущение, которое выхватывает моя память из всех тех событий. По сути, у меня не осталось времени на панику, а потом я просто отключались. Или, возможно, последующее было стёрто из памяти.
Вращение обломка самолёта, где сидела девушка, смягчило падение. Ещё ей очень помогли густые кроны деревьев, сквозь которые она и приземлилась.
Джулиана Кёпке провела 11 дней в джунглях в одиночестве
Выпускница средней школы очнулась в дремучем перуанском лесу. На ней было мини-платье без рукавов, только одна белая сандалия. Её очки потерялись.
– Первым делом увидела ветви, ещё вокруг меня раздавалось множество разнообразных звуков, – вспомнила Джулиана. – Но я прекрасно знала джунгли, поскольку не раз бывала на биостанции Panguana. Деревья в месте крушения были точно такими же. А звуки издавали различные виды насекомых, птиц и лягушек. Я чётко зафиксировала в голове, что выжила в авиакатастрофе, что оказалась в обстановке, которую прекрасно знала. Но также я поняла, что упала с огромной высоты и, должно быть, провалилась сквозь кроны. И поначалу боялась пошевелиться, так как могла получить серьёзные травмы.
Наткнулась на тела
Джулиана даже не догадывалась, как сильно пострадала при падении.
– В какой-то момент я всё-таки стала аккуратно двигаться. Да, мне было тяжело, я перенесла сотрясение мозга, но быстро убедилась, что конечности целы. Я осмотрела себя целиком. Было несколько порезов, некоторые из них – глубокие, но они не кровоточили. Меня беспокоили веки! Они сильно опухли, да и вообще голова сильно кружилась. Кроме того, моя правая ключица была сломана. Фрагменты кости наложились друг на друга, но это не был открытый перелом, я не испытывала болевых ощущений. Вообще не чувствовала боли, наверное, из-за сотрясения мозга и шока. А вот чего я не знала – у меня был разрыв крестообразной связки левого колена, а также трещина в одной из берцовых костей. Трещина – это не так страшно, а вот с разорванной связкой ходить проблематично. Но я ходила нормально, не ощущая этой травмы. Невероятно, на что способно тело человека в экстремальной ситуации! Об этих травмах я узнала только через три месяца, в марте 1972 года, когда прошла медобследование в Германии.
Неприятным моментом для девушки было осознание того, что где-то рядом могут находиться тела погибших.
– Поскольку самолёт развалился на множество частей при падении, и в это время бушевала гроза, части обломков и погибшие пассажиры были раскиданы на большой территории. И там, где упала я, не было мёртвых. Я увидела только некоторые части самолёта и кабели. Как только удалось подняться, я отправилась на поиски мамы, которую разыскивала очень долго. Но я не могла найти ни единого следа присутствия человека. Я очень испугалась за любимую маму. Мешало и то, что в первые дни из-за сотрясения и шока не могла мыслить ясно.
Тела Джулиана всё-таки нашла – на четвёртый день.
– Наткнулась на кресла с тремя трупами. Я очень испугалась, мне было страшно к ним приближаться. К счастью, головы и верхние части их тел были впечатаны в землю, так что я избежала страшной участи заглянуть в их мёртвые глаза, увидеть искорёженные лица. Я испытала облегчение, так как ранее мёртвого человека видела лишь однажды, да и то лишь в присутствии матери.
Девушке удалось успокоиться, лишь когда она впервые вышла на родник.
– Я пришла в чувство и поняла, что нужно идти дальше, пытаться найти других выживших или кого-нибудь, кто помог бы, – пояснила Джулиана. – Я почувствовала прилив энергии и большое желание жить. Это помогло мне не впасть в депрессию, которую, конечно, я тоже ощущала. Кроме того, я никак не могла целиком осознать весь ужас той ситуации, в которую попала. Я не верила, что моя мама мертва, и что я сама могу умереть. Это помогло двигаться дальше, найти в себе такие резервы, о которых я даже не догадывалась.
Главным для Джулианы было избежать голодной смерти. Повезло, что у самолёта она нашла контейнер со сладостями.
– Их я и ела первые дней пять. После этого еды не было вплоть до того, как меня нашли на 11-й день. В сезон дождей в тропиках нет фруктов, есть только кокосы, но они растут в кронах пальм, а это высоко. Я могла бы ловить и есть, например, лягушек, но среди них встречаются ядовитые. Зато у меня было много воды – сначала я слизывала капли с листьев растений, затем вышла к ручьям, пока по ним не добралась уже до полноценной реки. Так что я всё время очень много пила. Вода в реке была мутной, полной песка, им был забит мой желудок, поэтому я не чувствовала голода. Когда меня лечили в доме двух врачей-миссионеров, выяснилось, что за всё время я потеряла всего килограмм! И хорошо, я ведь и до крушения была худой.
Страшные соседи
В джунглях водятся опасные твари – Джулиана это прекрасно знала. Она боялась, что не заметит опасности из-за своей близорукости.
– Я могла наступить на какую-нибудь змею – например, на островного ботропса, а это очень ядовитая гадюка, или даже сурукуку, самую длинную и самую ядовитую змею Нового света. Но их я там не застала. Зато встречала пауков-птицеедов и тарантулов размером с кисть, натыкалась и на диких животных – тайру (огромный представитель семейства куньих), большое количество обезьян – тех же ревунов, оленей вроде большой мазамы, крупных грызунов – таких как паки. Однажды ночью пака напугал меня, потому что я услышала шум неподалёку и подумала, что это может быть пума или ягуар. Но я поняла, что это был всего лишь безобидный грызун. Кстати, он мог бы стать очень вкусным ужином, но я не смогла его поймать.
Ещё был риск оказаться в пасти рептилии.
– Я видела много кайманов, южноамериканских крокодилов, типичных для этого региона, – продолжила Джулиана. – Но я знала – они не так опасны. И тем не менее было неуютно, когда я купалась или ходила в мутной воде, наблюдая, как кайманы спрыгивают в реку. Однажды я встретила самку с детёнышами на песчаной отмели у реки. Это была опасная ситуация, поскольку животные становятся очень агрессивными, когда появляется угроза для их потомства. К счастью, я знала, какие звуки издают детёныши кайманов, а потому была предупреждена.
Но самым страшным для девушки стал момент, когда она впервые увидела, как на одной из ран копошатся личинки. Джулиана пришла в ужас.
– Личинки роились на моей руке, заметив их, я ощутила беспомощность. И злость, поскольку не могла это контролировать. Я вообще очень тогда боялась, что могу умереть из-за сепсиса. Я знала, что умирать от заражения крови – невероятно болезненно.
Спасение
Джулиана очень долго искала людей. Она надеялась, что сможет выйти к ним вдоль реки.
– Когда я оказалась на берегу реки шириной в десять метров, то впервые увидела небо и солнце. Я дрейфовала вниз по течению – пришлось преодолеть немало порогов, перелезать через упавшие в воду деревья. Когда я слабела, то начинала просто плыть, до тех пор, пока не становилось слишком холодно в воде. В совершенно измождённом состоянии я выбиралась на берег, где отдыхала. Так проходили дни, я становилась всё апатичнее и удручённее. Но я не сдавалась. И на десятый день, поздно вечером, обнаружила на берегу моторную лодку. В небольшом укрытии, где находился подвесной мотор, я и переночевала. На следующий день начался сильный дождь. Пришлось остаться, я чувствовала себя обессиленной. Подумала, что надо плыть дальше, потому что всё равно я не смогла бы сдвинуть лодку. Но я не могла принимать решения, поэтому продолжила спать. На следующий день вечером пятеро лесорубов и охотников вышли из леса. Они обработали мои раны, дали пищу и на следующее утро я вернулась к цивилизации. Кстати, река, по которой я двигалась, была абсолютно безлюдна – так мне сказали. Поэтому если бы я продолжила путь, то совершенно точно умерла бы через несколько дней.
Тоска Джулианы по маме и тяжбы с авиакомпанией
Джулиана часто вспоминает бесконечно одинокие, чёрные как смоль ночи, проведённые в джунглях.
– Когда они наступали, мне казалось, что я оторвана от Земли, что меня унесло в какую-то другую Вселенную. Были и ледяные дожди, не прекращавшиеся по ночам, и тысячи москитов, докучавших постоянно. Что было самым неприятным в джунглях? Момент, когда я заметила, что надо мной больше не летают поисковые самолёты. Я осознала, что точно умру в течение нескольких дней, да ещё и в полном одиночестве. И никто не узнает моей истории.
Но самым большим потрясением для девушки стало то, что сообщил ей отец вскоре после спасения.
– 12 января 1972 года папа сказал мне, что именно он опознал труп моей матери – по его словам, с большой долей вероятности это была она. Но только два месяца спустя он сказал мне, что, вероятно, она жила несколько дней после крушения самолёта. Состояние её тела привело его к этому заключению. Первые месяцы я ещё не понимала весь ужас факта, который для меня открылся. Это было связано с тем, что мой мозг был перегружен всеми этими событиями. Я стала мировой знаменитостью, меня постоянно преследовали журналисты и обычные люди. Я переехала жить в Германию, по сути, на тот момент чужую для меня страну. И только-только восстановилась от всех травм, физических и психических, даже не прибегая к услугам психологов. Но уже потом я всё-таки стала думать о последних днях жизни мамы, о том, через что ей пришлось пройти, о том, как она умирала, о чём могла думать перед этим. Я представляла себе, что она могла испытать невыносимую боль, что ей было невероятно страшно. Эти мысли роились у меня в голове и тогда, и сейчас - сейчас даже больше, чем в первые годы после авиакатастрофы. Знаете, очень тяжёло было, когда мне исполнилось 47 лет. В этом возрасте как раз и погибла моя мама. Тот факт, что она умерла в полном одиночестве, надолго придавил меня всей своей тяжестью. Но я не испытываю вины, что не нашла её. Лишь то меня тяготит, что именно я выжила, а не она или кто-либо другой из пассажиров или членов экипажа. Подобные эмоции испытывают многие люди, которые стали единственными выжившими в катастрофах. Мне об этом твердят много лет после крушения, но, честно говоря, это не сильно помогает.
Джулиана считает, что в трагедии напрямую виновны авиакомпания и пилот.
– Мы с папой были убеждены в плохом состоянии самолёта, а также в безответственном решении пилота лететь прямо в шторм. Это стоило жизни 91 человеку. Мы пытались судиться с авиакомпанией. Однако все усилия были напрасны. Ни я, ни родственники погибших не получили компенсаций. Много лет спустя, благодаря исследованию человека, который пишет про авиакатастрофы, я узнала, что у самолёта Lockheed L-188A Electra возникали проблемы с двигателем, его даже выводили из эксплуатации, но затем восстанавливали во флоте. Кроме того, у этих самолётов было слишком жёсткое сопряжение крыльев с фюзеляжем, поэтому в США они использовались только в пустынях, где не было турбулентности. Но всё это мы узнали позже, когда не было возможности получить компенсацию.
Авиакатастрофа многому научила Джулиану.
– Перед крушением я всё же была ещё ребёнком, но тот опыт, который я приобрела, тот факт, что я смогла спастись, всё это помогло мне стать взрослой, совершенно другим человеком. Гораздо более серьёзным, знающим, что жизнь – это дар, с которым нужно обращаться очень бережно. С этого дня я поняла, что жизнь может оборваться в любой день, в любой момент. Я стала гораздо сознательнее относиться к жизни, мне стало важно совершать значительные поступки, а не размениваться по мелочам. И да, я стала верующей, поскольку получила удивительный опыт. Было так много факторов и совпадений, которые позволили мне выжить. Мне по-прежнему кажется чудом, что я до сих пор жива. Это же ощущаю не только я, но и многие мои друзья и люди, с которыми я познакомилась. Конечно, с тех пор мне не нравится летать, но я делаю это дважды в год, когда мы с мужем отправляемся на нашу биостанцию Panguana в Перу. Регулярные перелёты превратили мои поездки в рутину, поэтому в салоне самолёта я остаюсь достаточно спокойной. Я часто думаю, что успешно продолжаю дело своих родителей на биостанции, и если бы они могли откуда-нибудь наблюдать за мной, то были бы довольны. То дело, которым они занимались, я продолжаю, а в будущем его продолжит кто-нибудь ещё. Я всегда говорю, что занимаюсь тем, что спасаю лес, который когда-то спас меня!
После авиакатастрофы Джулиана изучала биологию в двух немецких университетах и получила докторскую степень. Тема её диссертации: "Экологическое исследование колонии летучих мышей в тропических дождевых лесах Перу". Сейчас её фамилия – Диллер, она руководит биостанцией Panguana, где вместе с мужем Эрихом (энтомолог, специалист по паразитирующим осам) изучает природу и организует туда экскурсии. Благодаря мюнхенской оптовой хлебопекарной компании Ludwig Stocker Hofpfisterei, которая заинтересована в улучшении экологии, с 2008 года инфраструктура Panguana была заметно улучшена. Планируется увеличение площади биостанции со 180 до 950 гектаров. Энтузиасты, работающие на благо научно-исследовательской станции, преследуют много целей, среди них: изучение биоразнообразия флоры и фауны, а также их экологических взаимосвязей. Кроме того, благодаря биостанции охраняется и сохраняется уникальная экосистема – Panguana признали частной заповедной зоной, что защищает этот район от вырубки, охоты и заселения. При этом доктор Диллер посвящает себя не только биостанции. В Германии она работает заведующей библиотекой в баварском научно-исследовательском зооинституте. В 2011 была опубликована автобиография Джулианы, за которую она получила престижную премию Corine Literature Prize, а в 2019 президент Перу наградил её вторым по величине государственным орденом страны за научную и академическую деятельность в перуанской Амазонии.
