Открыв огромную, высотой с потолки Бахметьевского гаража, в котором расположен Еврейский музей и центр толерантности, дверь, сразу упираешься взглядом в ещё одну – красную и деревянную, пристроенную на стене.
– Чем эта дверь отличается от вашей двери? – матерински вопрошает группу четырёхлеток энергичная воспитательница, подтаскивая самых зазевавшихся поближе к выставочному предмету.
– Наша дверь коричневая! У неё другая ручка! – не справляясь с буквой "Р", наперебой лопочут малютки.
– На этой двери совсем нет номера! – подкидывает главную мысль воспитательница, и малышня мечтательно зависает над этими словами руководительницы – впрочем, как и над всеми предыдущими.
Тот, кто Кафку читал, глубину этого вопроса понимает: герои писателя вечно блуждают по коридорам и лестницам, открывая одну за другой безымянные двери и не находя за ними долгожданного спасения. Ненадолго задумавшись, нужны ли четырёхлеткам кафкианские вопросы, я отправляюсь по комнатам экспозиции – между которыми, кстати, нет никаких дверей.
Путешествие по многоквартирному "дому" Кафки предваряется изложением биографии его хозяина, хорошо знакомой многим: родился в пражском еврейском гетто, всю жизнь писал по-немецки, имел сложные отношения с отцом, был затворником и тяготился службой в страховой компании. Тот, кто читал нервные письма Кафки к его невесте Фелиции, не удивится и строчке: "Личную жизнь писателя нельзя назвать успешной". В области искусства слова всё было наоборот: Кафка встал в ряд с крупнейшими мастерами ХХ века – правда, после смерти, что опять-таки любой продвинутый современный автор сочтёт большим неуспехом.
– Обстановка этой гостиной намекает на мнимое благополучие героев, – показывает обозревателю Metro девушка-смотрительница на полосатые стены, венские стулья и зеркала. – Следствием этой внутренней драмы отчасти становится превращение Грегора Замзы в жука.
Внутренние драмы героев Кафки и его основные темы призваны отразить более 100 шедевров из Эрмитажа, ГМИИ им. А. С. Пушкина, Русского музея, Третьяковской галереи, Музея архитектуры и частных собраний. И уже в первой комнате зависаешь над потрясающей графикой немецкого экспрессиониста Макса Бекманна, будто срисованной с настроений романов Кафки: смесь абсурдистского юмора, внешнего безобразия и уверенности карандашных линий.
Эгон Шиле, Джорджо де Кирико, Казимир Малевич, Борис Григорьев, Александр Бродский, Илья Уткин, Тотан Кузембаев – подбор имён так хорош, что в конце концов забываешь, что пришёл думать о Кафке, и вспоминаешь о нём, натыкаясь на очередную его цитату на стене.
– "Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать", – читает вслух надпись на стене дама в кожаных брюках и оранжевой шубе. Потом замирает на секунду, будто переваривая длинное предложение, и обращается к очередной девушке-смотрительнице:
– А нам дальше в этот зал? А вы с нами пойдёте? Как это нет? А кто нам будет рассказывать?
Но в следующем зале её встречает приветливой улыбкой ещё один знаток творчества Кафки.
– Всё современное искусство выросло из экспрессионизма! – уверяет он любознательную даму.
Пройдя все "комнаты Кафки" до конца, вдруг понимаешь, что задача авторов экспозиции выразить одиночество, незащищённость, безнадёжность и ощущение абсурда через шедевры отечественного и мирового искусства имеет неожиданный эффект – радости от увиденного и полного отсутствия ощущения одиночества и абсурда. Даже призванные намекнуть на тяготы тоталитаризма эскизы Дворца Советов от Бориса Иофана вызывают исключительно прилив эндорфинов от созерцания мастерской работы.
В этом воодушевлённом состоянии я оказалась в последней комнате экспозиции, связанной с романом "Америка", – у импровизированных деревянных подмостков Оклахомского театра. Голос Виктора Сухорукова читал отрывок из романа. Занавес раздвинулся, и молодой актёр студии Дмитрия Брусникина предложил:
– Попробуем пересмотреть несколько популярных мифов про Франца Кафку. Он не был затворником: при первой же возможности Кафка отправлялся в путешествие. Он был обаятельным, умным и красивым человеком – его любили женщины. Известны имена минимум четырёх, с которыми он хотел связать свою судьбу. Работа его не тяготила: он стал выдающимся специалистом по страхованию. Под его началом было 70 человек, и все они его обожали...
Изложенные в самом начале экспозиции факты из биографии Кафки внезапно рассыпались – так обычно и происходило с описываемыми им ситуациями. Так кто же такой Франц Кафка – зажатый мизантроп или всеобщий любимчик – с этим новым кафкианским парадоксом обозреватель Metro вместе с другими посетителями покинул Оклахомский театр.