В книге множество атмосферных плёночных снимков Андриса Лиепы, сделанных журналистом и фотографом Ниной Аловерт. Андрис познакомился с ней на гастролях в Нью-Йорке в 1987 году. Аловерт, эмигрантка из Советского Союза, к тому времени уже давно жила в Америке. Ей хотелось сделать интервью с советским артистом, и Андрис Лиепа стал первым деятелем искусств из СССР, который дал интервью "Голосу Америки".
Впоследствии Андрис и Нина издали книги о его отце Марисе Лиепе и Майе Плисецкой. Теперь пришло время для книги об Андрисе, который в прошлом году отметил юбилей. На презентации артист рассказал о себе и своей знаменитой семье.
– Когда началась пандемия, Нина позвонила и говорит: "Андрис, мне уже 87 лет, а книги у нас так и нет", – рассказал танцовщик. – Как ни странно, на Западе запрещено делать фотографии во время спектакля – только в наших театрах можно получить разрешение от руководства на съёмку. Поэтому все снимки в книге сделаны Ниной за кулисами после спектакля либо в студии. В последнем случае я полностью входил в роль: делал грим и ставил музыку того балета, который мы снимали.
Из кордебалета в "Золотой век"
На обложке книги – одна из самых "правильных" фотографий с точки зрения раскрытия моего характера. Это фрагмент из балета "Золотой век", где я в роли Бориса, молодого человека начала советского периода. Спектакль мне очень нравился. Когда его начали ставить, я ещё танцевал в кордебалете. И где-то за два месяца до того, когда мы с Ниной Ананиашвили должны были впервые станцевать "Ромео и Джульетту", вдруг подходит Юрий Григорович и говорит: "Как насчёт "Золотого века"? Через две недели участвуешь в спектакле". Я говорю: "Как? Мы же сейчас готовим "Ромео и Джульетту", у нас через полтора месяца спектакль!" Он так исподлобья посмотрел на меня: "Вы что, не хотите?" И я ему испуганно: "Хочу-хочу". Так я станцевал этот спектакль.
Любовь к тяжёлому труду
Я наполовину латыш, а наполовину русский. Мой папа – великий танцовщик Марис Лиепа, мама – замечательная актриса Московского драматического театра им. А. Пушкина Маргарита Жигунова. Русская часть меня, мамина, дала мне талант очень красиво выражаться на сцене, а отцовская – любить работу, иначе она будет для тебя каторгой. А если любишь, то каждая лишняя репетиция доставляет удовольствие. Я называю себя работоголиком и без работы жизни не представляю.
Обычно дети, которые приходят в театр, особенно девочки, видят на сцене прекрасных балерин с коронами и в пачках и хотят в балет, чтобы поскорее это надеть. А потом их ставят спиной к залу и заставляют три часа делать тандю и плие, чего многие не выдерживают, и мальчики в том числе. Я же с детства видел, какова эта профессия на самом деле. Ни мама, ни папа никогда не советовали нам с сестрой Илзе продолжать их дело, это было наше с ней личное решение.
Лепка и "лиепка"
Мама спросила у меня в детстве: "Кем ты хочешь быть?". На что я ответил: "Папой в Большом театре". Я смотрел на его выступления по телевизору и даже начал искать молоточек, чтобы с его помощью попасть к папе в телевизор в Большой театр.
Отец очень хорошо лепил и рисовал, и это мне передалось. После каждого его спектакля я рисовал ему какие-то эскизы по мотивам того, что увидел, или лепил. Отцу это всегда очень нравилось. И у меня даже есть такое выражение: я сам себя слИепил. Лепка и "лиепка" у нас в крови.
Из Рижского хореографического училища вышли три артиста, которые получили мировую славу: мой отец Марис Лиепа, Михаил Барышников и Александр Годунов. В Москве мы жили с Годуновым на одной улице и часто при встрече перебрасывались латышскими фразочками.
Первый "возвращенец"
В Перестройку началось такое время, что если раньше все боялись что-то лишнее сделать, то теперь, наоборот, стали бояться чего-то не сделать, всё пришло в движение. Я и пианист Владимир Виардо получили многократную выездную визу и официальное разрешение на работу за границей – он в Европе, а я в США. Так я стал первым советским танцовщиком, которому дали разрешение на работу в американском театре. У меня никогда не было ощущения, что я уеду и не вернусь, и я стал первым "возвращенцем". Несколько танцовщиков, которые до меня уезжали за рубеж, там остались – Рудольф Нуреев, Михаил Барышников, Наталья Макарова, Александр Годунов, Галина Панова. Все они потом приезжали сюда, кроме Барышникова. Поскольку я проработал с ним в Америке два года, все просили меня, чтобы я уговорил его приехать в Москву. Но он мне сказал, что уже в таком возрасте и положении, что может позволить себе не делать то, чего не хочет. Конечно, для нашего балета его отъезд был большой потерей, но, слава богу, в нашей стране каждый год рождается множество талантливых артистов.
Инвалидная команда
Папа любил говорить, что трудно поднимать не балерину, а её характер. Так что балерину с хорошим характером поднимать гораздо легче. Самый интересный и творческий дуэт у меня был с Ниной Ананиашвили, с которой мы учились в хореографическом училище. Мы выступили на IV Международном конкурсе артистов балета, и я получил золотую медаль, а Нина – приз Министерства культуры СССР.
Потом мы поехали на Международный конкурс балета в американском Джексоне. Там же случился курьёзный случай. Кроме нас с Ниной, в США отправлялся Вадик Писарев из Донецка, который за две недели до конкурса тяжело сломал руку – ему сделали операцию и поставили лангетку. И вот мы летим в Нью-Йорк, и в самолёте Ил-62, кроме нас, трёх артистов балета и пяти преподавателей, никого нет – тогда в Америку самолёты летали полупустые. Прилетели, я пошёл в гостинице в бассейн и поскользнулся. И вот, я падаю, ударяюсь коленом и понимаю, что теперь ни я, ни Нина, ни Вадик первых мест не получим. Колено раздулось, как шар, а открытие конкурса сегодня вечером. Я обложил ногу льдом и лёг в номере. На открытии Нина и Вадик прошлись с нашим флагом, Вадик помахал зрителям гипсом, а Григорович, узнав, что со мной стряслось, пришёл в ужас и назвал нас "инвалидной командой". Но, слава богу, перелома не было, просто сильный удар, и, пролежав сутки со льдом, я смог от отёка избавиться. Потом сняли лангетку Вадику, и мы уехали домой со всеми призами, которые были на конкурсе. Более того, мы с Ниной стали первым в истории дуэтом, которому дали Гран-при – обычно этот приз дают одному артисту.
И, надо сказать, в нашей профессии травмы – это обычное дело: если ты утром проснулся и у тебя ничего не болит, значит, ты умер.