Виктор Шамиров: "Я не буду делать что-то исключительно ради зрителя"

Как в проекте появилось такое отдалённое место, как Нижний Архыз?

— В прошлом году, в феврале, мне прислали сценарий. Было указано место действия — Нижний Архыз, и во всём сценарии не было ничего интересного, кроме этого момента. Меня место заинтересовало, и я решил туда съездить. Приехал, поселился в гостинице и прожил здесь дней шесть. Мне повезло: один человек познакомил меня с другим, тот ещё с кем-то и так далее. Это очень тихое, спокойное место, здесь мало людей. И среди них есть такие, для которых даже такого общения очень много, поэтому они приходят работать в институт (Специальная астрофизическая обсерватория РАН —  прим. ред.) ночью — так спокойнее. Те, кто готов был общаться, выводили меня на всё новые контакты, и таким образом в день я говорил с несколькими новыми людьми. В результате вышел на директора института и с ним заприятельствовал. 

Зачем я всё это делал? Меня заинтересовало место, потому что я подумал, что более непрактичной профессии, чем астроном, представить себе невозможно. Мне стало интересно, как мотивированы и чем живут люди, которые занимаются настолько абстрактными вещами. Я не знал, что буду с этим делать: просто хотел получить новую информацию. 

У меня есть определённая проблема: я, к сожалению, почти не могу браться за чужие сценарии. Мне присылают их довольно много, я читаю, говорю "вы молодцы, но, к сожалению, мне не подходит". А чтобы написать свои, мне нужны новые идеи, которые не берутся из воздуха: меня должно что-то заинтересовать, а это происходит редко. Я не работаю как сценарист, который делает проект за проектом лишь бы была возможность работать и продавать свои сценарии — мне это не интересно. И сейчас, например, хорошей новой идеи у меня нет. Когда я закончу этот фильм и смонтирую его, то не знаю, что буду делать — в очередной раз. Что не очень хорошо сказывается на моей финансовой ситуации. 

Я съездил сюда, вернулся и не совсем понимал, что с этим делать. Потом встретился со своим соавтором Ольгой Мотиной-Супоневой, и мы начали думать, что интересного мы могли бы рассказать про космос и этих людей, которые живут здесь всю жизнь. И пришли к идее очень камерной драмы, простой, человеческой, не связанной с наукой вообще. Есть, например, картина "Девять дней одного года", где перемешаны научные и личные проблемы. Мы как будто могли бы подобное рассказать, но я понимал, что это будет в огромной степени неправда, потому что наука, которой люди занимаются реально, не выглядит так эффектно или любопытно, как в "Девяти днях". 

Мне интересен был другой контекст: как люди, которые думают о космосе, живут своей обычной жизнью. Поэтому мы искали ходы и сценарий, который рассказал бы о месте, был точен, смог бы показать его за короткое время, но при этом не превратился в телепередачу. Ведь опасность телепередачи в чём? Она показывает красивые места и интересных людей — всё это, как правило, с положительным знаком. И надо максимально пройти по красивым экзотическим местам, чтобы все их "продать" зрителю. Я хотел, чтобы действие было точным, поэтому в моём фильме его больше в квартире, чем на телескопе. Мы снимали панельки три дня и телескоп тоже три дня. Так мы пришли к сценарию "Температуры Вселенной". 

Другое дело, что нам потом не дали грант Министерства культуры — потому что тема про астрономов, наверное, не так современна и своевременна, как хотелось бы комиссии министерства. К счастью, Паша Горин вывел нас на Антона Сиренко, и они посчитали, какой минимум средств можно дать, чтобы это имело какой-то смысл. Так что в результате я сейчас снимаю, наверное, второе дешёвое кино в своей жизни — первым было "Со мною вот что происходит". 

Как экономия отражается на производственном процессе?

— Обычно за деньги я покупаю время и сотрудников. Дороже всего в кино — оплата сотрудников. Каждый съемочный день сразу значительно увеличивает бюджет, тем более в экспедиции. Не техника или камеры — дороже всего гонорары. На технике тоже можно сэкономить, что мы и делаем, но это не решающий фактор. Я тороплюсь, оператор торопится, актёры вынуждены собраться сразу. Мы можем позволить себе столько-то дублей, и я знаю, что если мы позволим себе ещё парочку, то я начну выходить за границы отведённого мне времени. Я говорю группе: снято, идем дальше. И я говорю себе: это всё, что мы смогли. 

У меня хорошая группа, но очень маленькая, сейчас у меня тот минимум, меньше которого уже было бы тяжело. Например, вся моя операторская группа — это оператор. Парень, который ему помогает, механик — это парень из Зеленчука, которого мы наняли на время съёмок, вообще не из кино, он учился на ходу. Один из наших администраторов одновременно тоже механик. Камеры, на которые мы снимаем — полулюбительские, на них снимают свадьбы и видеоблоги. Они подвели нас несколько раз, и оказалось, что у них больше минусов, чем я предполагал. У нас нет фокус-пулеров — это специальный человек в кино, который наводит фокус камеры. Мы рассчитываем на автофокус, который крайне несовершенен, и из-за этого иногда идём на очень странные решения. То есть это экономия, которая влечёт за собой ухудшение качества, — но это и компромисс, на который ты идёшь или не идёшь на старте. Я пошёл, и вот теперь мы пытаемся снять кино в рамках, которые определены деньгами. 

Как в условиях ограниченного бюджета подбирали актёров?

— Я позвал людей, которых знаю, это не был кастинг. Я им сказал: "У меня мало денег. Приедешь сниматься ко мне чёрт знает куда за деньги, которые меньше тех, которые ты обычно получаешь?" Вот такой был разговор. И они приехали. Получается, что это мои знакомые хорошие актеры, которые были готовы сняться за деньги меньше обычных, чтобы поучаствовать в этом конкретном сценарии. 

Хорошо получилось или не очень, я пойму на монтаже. Я монтирую сам — уже давно, после пары первых фильмов. На монтаже материал выглядит не таким, каким ты его видишь, когда снимаешь. Сейчас тебе кажется, что это хорошо, после съёмок смотришь — о боже. Это вечная история. 

Вас заинтересовала профессия астронома, потому что вам показалось, что это выражение идеи бесполезности в её предельной чистоте. После того, как вы познакомились с этими людьми ближе, вы изменили своё мнение?

— Люди, которые здесь работают, не видят себя бесполезными и не ищут этой полезности, чтобы оправдать свою жизнь. Астрономические наблюдения важны для развития теоретической физики, а её достижения, в свою очередь, приводят к прорывам и в том, что касается нас всех. Меня, скорее, интересовало не это, а как они думают и чувствуют. И я не нашёл здесь ни одного человека, который жалел бы о своём выборе, или ждал бы пенсии, или работал бы ради денег. Это люди, которым бесконечно интересна их работа. У них есть зарплата, они иногда получают гранты, но никто из них не ставит себе цели обогатиться. Здесь есть пожилые учёные, давно на пенсии, но они не могут прекратить ходить в институт и вести наблюдения потому что этим живут. 

При этом в человеческом отношении астрономы остаются обычными людьми. Они не мудрее, не умнее, чем обычные люди, в том, что касается других людей. И вот это мне понравилось: как бы ты ни был интересен как учёный, заточен на что-то высокое, устремлён в космос — когда что-то происходит, разрушается семья, все ведут себя абсолютно обычно, как все остальные люди. И мне показалось, что это хорошее, смешное для меня сочетание: возвышенного, науки и простоты. Мне показалось, что забавно рассказать об этом — вот я и пытаюсь. 

Фильм заявлен как мелодрама...

— Это не мелодрама, я не снимаю жанры. Жанр — это определённый набор повествовательных приёмов и тем, которые ему свойственны. В нём есть приятность комфорта: когда ты попадаешь в кино, снятое в определенном жанре, то понимаешь, чего от него ждать. Но мне скучно это делать. Мне нравится, когда история не попадает в жанр чётко, когда она немножко "плавает". У меня нет интриги вроде сумки с деньгами и убийства — всех этих острых вещей, которые заданы заранее и которые должны держать внимание зрителя до финала. Мне нравится, когда нельзя с уверенностью сказать, какой будет следующая сцена, в каком тоне и о чём будет идти речь, когда у зрителя нет чёткого прогноза на развитие истории — поскольку так появляется шанс на живую эмоцию. Мне нравится, когда жанр подвижен. 

Я, например, вижу много смешного в том, что снимаю, хотя по тексту его как будто и нет. Не знаю, удастся ли мне это передать. Например, муж звонит жене из аэропорта и говорит, что не вернётся домой, а она начинает на него орать — мне кажется, это очень смешно, хотя, если почитать текст, это вроде бы не так. Но мне смешно, потому что я вижу, как непоследовательны люди в своём поведении, как строится этот разговор, как он пытается всё равно выглядеть хорошим человеком, как она пытается держать себя в руках, а потом не сдерживается. Меня это развлекает. Что это за жанр в этой конкретной ситуации? Иногда есть как будто что-то забавное, иногда как будто нет. И я не могу с уверенностью сказать, что я снимаю, потому что я боюсь названий "драма", "комедия", "мелодрама" — они заставляют меня сделать вид, что я снимаю что-то предсказуемое по эмоциям, а я этого не делаю и не люблю делать. Жанр придумывает за меня маркетинговый отдел, поскольку им надо под каким-то соусом продать эту странную штуку, которую я снял. Они бесконечно упрощают и примитивизируют то, что я снял, потому что уверены, что если не сделать примитивно, то люди смотреть не будут. Я в этом не убеждён.

Какие фильмы сейчас снимать выгодно?

— Я не продюсер, я режиссёр и делаю то, что мне кажется интересным. Продюсерский подход, совершенно разумный и правильный — снимать то, на чём можно заработать денег. Этот конкретный фильм не предназначен для проката, я не хочу показывать его в кинотеатре, не вижу в этом смысла. Это настолько камерная история, что она никогда не сможет конкурировать с более яркими, эффектными фильмами, которые сделаны для кинотеатра. Аудитория кинотеатров — это люди 15-25 лет, для них этот фильм будет скучен. Кто-то, может, и посмотрит — всегда найдутся молодые люди, которым интересны такие вещи, но они не составят массовую аудиторию. Для меня в этом проблемы нет. Если фильм стоит столько, что затраты на него возвращаются платформами и телепоказом, то это адекватный бизнес-проект. Например, "Со мною вот что происходит" мы снимали сразу для продажи на ТВ, и он вернул свои деньги, потому что мало стоил. 

То есть для вас перспектива снимать то, что вам интересно за небольшой бюджет более привлекательна, чем кино в большом формате с вытекающими из этого творческими ограничениями?

— Я готов снимать большие фильмы, я снимал два раза "Каху". И считаю, что для фильмов проката это очень хорошие фильмы, я их люблю, ценю и вообще не согласен с их критикой. У нас были сомнения с Артёмом (Калайджяном — автором веб-сериала "Непосредственно Каха!" и соавтором одноимённого фильма. — прим ред.), когда делали первого "Каху", пойдёт ли на него его аудитория — они привыкли всё смотреть бесплатно. Но аудитория пошла, и оба фильма посмотрели очень хорошо. Я готов снимать для большой аудитории, когда я вижу талант на старте — интересную историю и что-то классное. В Артёма и этих героев я верил, поэтому понимал, что мы снимаем для проката, большого зрителя. В случае с фильмом, который я делаю сейчас, я понимаю, что он не для большого зрителя. Если я встречу человека с классной идеей для большого кино, я с удовольствием ей займусь, но она должна мне нравиться. При этом я не буду делать что-то исключительно ради зрителя: оба "Кахи" я делал потому, что мне нравился материал. 

Этот фильм о чём-то заставляет задуматься?

— Я не заставляю никого задумываться. Если бы у меня была иллюзия, что я могу заставить кого-то задуматься, то я думал бы, что умнее вас. Но я так себя не воспринимаю. Не думаю, что умнее других людей, или знаю больше, или что-то в этом духе. Я никогда не делаю кино ради какого-то месседжа. Я делаю историю, которая мне нравится, кажется интересной и в которой я вижу проблему, которая касается меня, и которую я не могу решить. При этом я не знаю, где добро и где зло, как это знают в сказке или боевике, который ты смотришь в ожидании, когда злодею дадут по шапке. Это комфортные фильмы, я иногда с удовольствием их смотрю, как ребёнок. Но снимать такие фильмы я не хочу, мне очень скучно рассказывать о том, что я знаю, где хорошее и где плохое — именно потому, что я не знаю. И для меня эта неизвестность и столкновение каждый раз с моими собственными нерешёнными проблемами и есть предмет и написания сценария, и съёмки. Я ищу такие темы.

Читайте также: Шамиров, Сиятвинда и Семёнова измерили в горах "Температуру Вселенной"