По сцене Дома актёра в свете прожекторов движутся облака пыли. В углу, куда они не падают, стоит вешалка с макинтошем и цилиндром – мужская одежда пушкинского времени. Не успевает зритель подумать, что это, конечно, намёк на тень Пушкина и задуматься, что не мешало бы оборудовать зал ионизаторами воздуха, как на сцену, держа завёрнутый подол широкого серого платья, выходит Анжелика Гришина из Екатеринбурга и высыпает из него на подмостки какие-то деревянные фигурки.
– Над омрачённым Петроградом// Дышал ноябрь осенним хладом.// Плеская шумною волной// В края своей ограды стройной,// Нева металась, как больной// В своей постеле беспокойной, – произносит Анжелика строчки из "Медного всадника" и расставляет фигурки по полу: Александровская колонна, серые, в тон платья актрисы, фасады домов, столбы, Медный всадник. Анжелика бережно качает в ладони маленький деревянный силуэт, и любому, кто забыл, о чём поэма Пушкина, становится понятно, что это история о маленьком человеке, бессильном перед историей и природой. Голос несёт Анжелику по волнам пушкинского текста, и она становится Евгением, его мыслями, ветром и разбушевавшейся Невой, которая уносит маленького человека в забвение, из которого его спасает, как становится понятно, только Пушкин.
На этом месте я забыла и о пыли, и об ионизаторах воздуха.
– Я к вам пишу – чего же боле? – счастливо улыбаясь и протянув к зрителям руки, спрашивает со сцены китаянка Ли Синьсюй. В ответ охотно раздаётся зрительский смех – сложно отделаться от внезапного впечатления, что смотришь китайскую дораму. Ли читает очень чисто, практически без акцента, но местами прорывающиеся чужие гласные создают неожиданное впечатление.
– А зачем вы посетили нас? – спрашивает у опять засмеявшегося зала Ли, присоединив "а" к пушкинской строчке, от чего Татьяна вдруг становится настоящей деревенской девушкой, предельно простой и бесхитростной, какой она у Пушкина и была, – о чём часто забываешь за красотой пушкинского текста. Заодно становится понятно, почему китайская чтица выбрала именно монолог Татьяны – её конфликт есть в сотнях китайских дорам и он понятен любой местной зрительнице любого возраста.
Студентка Воронежского государственного института искусств Софья Семёнова вышла на сцену босиком и погрузила зал в сон Татьяны. Её босые ноги не сразу замечаешь, потому что Софья читает так, что зритель весь обращается в слух: ей даже можно не делать лёгкие движения руками, чтобы показать то, что Пушкин написал – она сама словно превращается в его текст.
– Я люблю читать босиком, – пояснила Софья Metro. – Никакого специального смысла я в это не вкладываю, мне просто нужно чувствовать землю под собой. Я не представляю, как, например, Платонова или Шолохова можно читать в туфлях. И для юной Татьяны, мне кажется, это тоже очень подходит.
А вот артист Театра мимики и жеста Максим Тиунов фактически "вылепил" поэму Пушкина руками: под его пальцами появились и поплыли по залу облака, Нева билась в каменные берега и Медный всадник вынимал обжигающим взглядом душу из трепещущего от страха главного героя. Зал буквально замер, не в силах отвести глаз от невероятной физической работы, которую заставил артиста проделать Пушкин.
– Читать Пушкина на жестовом языке очень сложно, потому как надо передать не только смысл произведения и его содержание, но и красоту поэзии, ритм стиха, – рассказал Metro Максим Тиунов. – При этом важно понять, что имел в виду поэт, донести до зрителей мысль Пушкина, сочетать это понимание со своим человеческим и актёрским восприятием произведения. Сложность поэзии Пушкина ещё и в том, что это не современный разговорный язык и некоторые слова уже не употребляются. Пушкин всегда сложен, потому это загадка, тайна, бездна, к разгадке которой я попытался приблизиться.
Режиссёр Марина Брусникина, которая пришла в этот вечер вместе с другими известными артистами и режиссёрами в Дом актёра, рассказала, что Пушкин открылся ей только в студенческие годы. И после этого уже не отпускал: теперь она постоянно приезжает в Пушкинские горы, чтобы побыть там, где до сих пор бродит тень великого русского гения.
– Я поняла, что ничего подобного в своей жизни по уму, юмору, пониманию окружающего мира я не встречала, – призналась Брусникина со сцены. – И меня не устаёт удивлять, что же это за энергия, которая спустя столетия продолжает на нас влиять. Когда ты зимой смотришь из окна Михайловского, видишь вокруг только белый цвет и представляешь, что в этом белом цвете бегал темнокожий мальчик, почему-то великий русский поэт, то не устаёшь поражаться этому парадоксу.