Никакой синтетики
Одна из самых старых мастерских – реставрации тканей. Заходим и сразу видим на столе работу – покров середины XVII века из Вологодского музея-заповедника с изображением преподобного Корнилия Комельского. Заведующая мастерской, художник-реставратор высшей категории Елена Семечкина показывает следы поновления (устаревший способ реставрации, нанесение нового слоя – прим. ред.), сделанные после Никоновской реформы: двухперстное крестное знамение перешито на трёхперстное. "Если есть возможность вернуть первоначальное "звучание", мы это делаем, – рассказывает Елена Васильевна. – Но в данном случае мы оставляем предмет со следами его исторической судьбы, потому что это, возможно, единственный памятник, который сохранил следы такого поновления".
В соседней комнате на столе разложены фрагменты полкового казачьего знамени середины XVIII века, прибывшего в Центр из Новочеркасского музея истории Донского казачества. От знамени остались только герб, вензеля и окантовка из металлического шитья золотом и серебром. Всё это будут восстанавливать и нашивать на новую ткань. Ткани применяются только натуральные – никаких синтетических волокон быть не должно.
В мастерской работают 10 мастеров, восстанавливая за год около 70 предметов. Сюда постоянно привозят что-то новое. Точнее, очень старое.
Шахматы Чернышевского и карандаш Булгакова
В реставрационной мастерской мебели и деревянных предметов интерьера нас встречает заведующий, художник-реставратор высшей категории Роман Студенников. На вопрос "Над чем работаете?" честно признаётся: "Лошадь кормлю!". На столе действительно стоит лошадь – деревянная игрушка-качалка конца XVIII века из детской комнаты в Государственном музее А. С. Пушкина на Пречистенке. Конечно, это не вещь самого поэта, но она точно соответствует описаниям игрушки его детства. "Глаз ей уже кто-то разбил, бедолаге", – сочувствует реставратор.
Сверху игрушка должна быть обшита стриженой кожей – Роман Сергеевич извлекает из коробочки останки обивки. В поисках аналога он обошёл все магазины и нашёл нечто очень близкое, что оказалось… кожей кенгуру. Для детской Пушкина этот вариант не подходит, поэтому думают о шкуре пони. Таких лошадок было много, но эта, по словам Романа, как "ягуар" среди "запорожцев". Ориентировочно через 4 месяца лошадь займёт своё место в музее.
В мастерской работает 12 реставраторов, в год делают от 50 до 90 предметов. Роман Студенников показывает четыре стула из мемориальной квартиры скульптора Анны Голубкиной, самшитовые шахматы Николая Чернышевского, шкаф Ивана Тургенева… Где ещё могли встретиться эти имена, кроме Реставрационного центра имени Грабаря?
Реставрация часто вскрывает первоначальный облик предметов – например, как раз в разобранных стульях Голубкиной нашли кусочки оригинальной обивки. "А заначки Тургенева нашли?" – спрашивает наш фотограф Вася. "У Тургенева не нашли, а вот у Булгакова – серебряный медальон и синий карандаш "Сакко и Ванцетти", который он очень любил, – теперь они в экспозиции его музея", – рассказывает Роман.
"Тяжелобольные картины"
Мастерская масляной живописи потрясает с порога: под десятиметровыми потолками на огромных столах разложены изорванные и обожжённые картины. С мольберта смотрит белая лошадь – её голову крест-накрест пересекают разрывы. Картины пострадали во время второй чеченской войны: они находились в музее, где боевики организовали себе штаб. "Как правило, к нам поступают такие тяжелобольные картины, требующие времени и опыта", – рассказывает художник-реставратор высшей категории Надежда Вихрова, которая трудится здесь с 1975 года.
"Это ещё благополучный случай, – поясняет Надежда Дмитриевна, показывая на порезанную картину с лошадью. – А у меня было в работе двухметровое полотно XIX века, разрезанное по диагонали, смятое, с осыпавшимся красочным слоем". Порезы состыковывают, дополняют нитки так, что швы становятся не видны.
По словам реставраторов, к каждой работе они приступают с бережностью и страхом – как бы ненароком памятник не повредить.
Для реставраторской профессии характерна династийность – за одним из столов работает потомственный художник-реставратор Арина Волошина. Перед ней двусторонняя хоругвь (войсковое знамя – прим.ред.) XVII века из Архангельского музея с редким для масляной живописи случаем – 10 слоями краски. Всё это нужно почистить, укрепить, устранить разрыв полотна… Арина признаётся, что тоже очень боится, как и все реставраторы.
Пластик-фантастик
Самые древние памятники поступают в мастерскую предметов резной кости. На столе "отдыхает" после реставрации бивень мамонта – он почти рассыпался на фрагменты и путём многократного пропитывания его удалось спасти. А копьё древнего человека, которому 25–30 тысяч лет, ещё предстоит собрать. Все эти древности найдены на стоянке Сунгирь и принадлежат Владимиро-Суздальскому музею-заповеднику.
В мастерской работает всего 5 реставраторов, и аналога ей в стране нет. Специалистов по кости очень мало, поэтому периодически случаются истории, как со шкатулкой, которую в Мурманском художественном музее атрибутировали как вещь ХХ века, а здесь обнаружили, что она старше на 200 лет. Бывают и случаи, когда музеи присылают вещи из пластика, считая их костяными.
– Первые изделия из пластика появились в 60-е годы XIX века, – рассказывает заведующая мастерской, художник-реставратор высшей категории Лариса Викторовна Гетьман. – Вещи из кости можно было на каждом углу приобрести, а вот пластик был новым модным материалом. Его мы тоже делаем – это даже интереснее, потому что первый пластик был очень дорогим.
– В нашей мастерской мы тоже всего боимся, – рассказывает Лариса Викторовна. – Но реставратор таким и должен быть: мы же как хирурги – лишний надрез, и всё!
Как у хирургов, у реставраторов тоже бывают неудачи, но, в отличие от медицинских случаев, вещи поправить проще. И реставраторам проще прослыть волшебниками – ведь кроме них пока никто не научился поворачивать время назад.