Если к вам приставали когда-нибудь на улице с вопросом вроде: "Доверяете ли вы президенту?" тогда вы точно знаете, кто такие полевые интервьюеры. И вряд ли сильно их любите. А между тем профессия эта очень нужная и, по словам директора Центра методологии федеративных исследований РАНХиГС, кандидата социологических наук Дмитрия Рогозина, даже высокооплачиваемая. Хотя сам Рогозин на встрече с волонтёрами и журналистами в благотворительной организации "Ночлежка" назвал её маргинальной.
– Мы часто задаём людям вопросы, которые не только им, но и нам самим не интересны, – признался Дмитрий. – Ну в самом деле, кто хочет говорить о доверии или недоверии к чиновникам, например. Но за этими разговорами скрывается что-то большее. Например, моя коллега однажды позвонила женщине, спросила что-то про Госдуму, а потом та женщина и говорит: "Мне уже два года никто не звонил. Спасибо вам". Коллега записывает такие номера и потом набирает их время от времени, у неё уже целая коллекция.
Поскольку встреча проходила в Центре помощи бездомным, от общих моментов в непростой работе полевого интервьюера социолог перешёл к тем, для кого разговоры на улице – едва ли не единственная отдушина, которую они ещё могут себе позволить.
– У бездомных мы ищем драматургию, ведь у каждого человека, оказавшегося на улице, есть какая-то история, собственная трагедия, – продолжил Дмитрий Рогозин. – К тому же бездомные – отличные наблюдатели, по своему опыту знаю, что, когда долго сидишь где-нибудь на вокзале голодный, без билета и чемодана, видишь всё и всех.
Но человеческая трагедия – это не только про бездомных. Это про потери, про одиночество и про старость. Точнее, старики проживают все эти трагедии одновременно, наверное, потому и самые долгие "уличные" разговоры случаются именно с пожилыми – у них есть время и есть что сказать.
– Я люблю стариков, и я сейчас не о постаревших 75-летних подростках, а о тех, кому за 90, – улыбается Рогозин. – Для этих людей такой разговор по душам, возможно, последний, и он для них очень важен. И для меня важен. Однажды я провёл долгое интервью с одной пожилой и очень интересной женщиной, опубликовал его, а потом её дочка мне говорит: "Я свою маму никогда такой нзнала, думала, она строгая коммунистка, а в её жизни были такие романы, такие страсти кипели". Иногда я потом прихожу на кладбище – к тем, кого успел узнать.
У полевых интервьюеров есть свои наработанные техники и приёмы, которые позволяют разговорить любого. По словам Дмитрия Рогозина, труднее всего даются так называемые сенситивные темы – о смерти, сексе, изменах, абортах, о чём обычно не говорят даже с хорошими знакомыми, не то что с посторонними.
– Пять лет назад мы с екатеринбургскими художниками придумали совершенно безумный проект: собрали всех желающих, два дня обучали, а на третий отправили их разговаривать с людьми на улице, – рассказывает социолог. – Безумие заключалось в том, что спрашивать они должны были о смерти, о том, теряли ли близких, о похоронах. На основании этих интервью мы написали книгу и несколько пьес, потом их поставили в разных театрах.
Рогозин работал в разных уголках страны и утверждает, что, вопреки стереотипам о чёрствых и замкнутых жителях мегаполисов, как раз в Москве люди максимально открытые. Если повстречать их на улице в полчетвёртого утра.
– Москвичи на самом деле очень добрые, просто сумасшедший ритм города вынуждает всё время куда-то спешить, – уверен социолог. – В северных регионах, например, люди неулыбчивые, приходишь к бабушке где-нибудь за Уралом, и кажется, что она сейчас ружьё достанет. А через пару минут обнимает тебя как родного. Люди – они ведь в основном хорошие. Даже плохие в чём-то хорошие. Я это точно знаю.