На Российском антикварном салоне посетители соревнуются в красоте с посещаемым: блестят караты, пайетки и столовое серебро, топорщатся шифон, шёлк и усы фарфорового Сталина. Сидя под толстыми позолоченными рамами с Левитаном, владельцы антикварных богатств ближе к ночи начинают жевать домашние бутерброды. В большой деревянной раме на стене, в которую заключены 26 антикварных штопоров с костяными ручками, зияет вмятина от ещё одного.
– Это мы его позаимствовали, – поясняет девушка в белом шёлковом платье, кивая на столик с колбасной нарезкой. – Да ну их, эти штопоры – вы лучше на этот радиоприёмник посмотрите! Вот где красота!
Приёмник "Звезда-54" и правда сияет, как московский асфальт после дождя.
– Сколько стоит украинка? – прерывает наш диалог мужчина с волосами ёжиком, показывая на шкаф с советским фарфором.
В границах стенда с рыцарями и мечами давка – мальчики всех возрастов фотографируются возле стальных лат.
– Это максимилиановские доспехи меченосца – был такой император Священной Римской империи Максимилиан I. Самые редкие, за ними гоняются все коллекционеры, – поясняет мне причину массового спроса молодой человек. – Четыре миллиона, приблизительно 1520-е годы!
– Рублей? – зачем-то уточняю я, понимая, что в определённом смысле это значения не имеет.
– О! У меня таких целая коллекция! – восклицает длинноногий мужчина с бородой и вышитой Спасской башней на спинке толстовки. – Я тут недавно в Эрмитаже был – у них меньше!
Распознав в длинноногом известного мецената, музыканта и владельца подмосковной усадьбы Гребнево Андрея Ковалёва, к нему бросаются с заискивающими улыбками сразу несколько мужчин, включая одного телекорреспондента.
– А сколько у вас рыцарей? – уклоняюсь я от какого-то мальчика, который пролез у Ковалёва под мышкой по направлению к развешанным на стене шпагам.
– Больше ста, – не скрывает Ковалёв. – У меня в усадьбе Гребнево есть зал на 1700 метров – моя коллекция не влезет. И где вы их берёте? – бросив меня, обращается он к мужчине в костюме с бабочкой.
– Я ничего не беру, я эксперт Министерства культуры, – слегка обижается тот.
– Я тут недавно тащил одного рыцаря через Узбекистан – проклял всё! – живописует Ковалёв.
Эксперт Министерства культуры с бабочкой – Георгий Пиггот, прямой и единственный на сегодня потомок английского елизаветинского барона Джорджа Пиггота, всю жизнь проработал в Музее Востока и "Царицыно". Возраст доспехов после полувека работы в музеях он определяет на глаз.
– Подавляющее большинство доспехов на рынке – это реплики XVIII–XIX веков, которыми украшали стены замков. Они очень хорошо сделаны, но в лучшем случае в XVIII веке, – поясняет он мне. – А эти настоящие: кираса, наплечники. А вот это подлинный доспех польского крылатого гусара – вообще, поляки любят клепать поддельных гусар, которые, по их словам, якобы насаживали по шесть московитов на копьё.
За ажиотажем в рыцарском стенде следят из другого торгового отсека два тихих мужчины в окружении предметов с надписью "Фаберже".
– Расскажите мне что-нибудь интересное! – окончательно осмелев от вида доступных богатств, заявляю им я.
– Интересное – это вся моя жизнь, – честно признаётся самый грустный и показывает на бронзовую обнажённую даму, которая вытянула руки с невидимым луком. – Вот женщина-арийка – видите, у неё широкие бёдра, чтобы рожать много немцев. Таких статуэток наделали в 1936 году перед Олимпиадой в Германии. До войны там были самые многодетные семьи.
У бронзовой барышни крепкие немецкие ноги и греческий профиль Венеры Милосской – всё как в фильме Лени Рифеншталь "Олимпия". Своим отсутствующим луком она нацелилась прямо в мраморную голову Ленина.
– Это не Венера, а Фанни Каплан, – поясняет один из антикваров. – Лук у неё тоже есть, мы его просто пока сняли.
– Девчонки хотят купить водолаза, – прерывает его коллега и показывает на синюю фигурку в подводном ретрокостюме и окруживших его трёх "девчонок" в соболиных шубах.
– Вскладчину? – уточняет мой собеседник.
Пока мальчики фотографируются у рыцарских доспехов, девочки в каратах осаждают огромный мягкий рельефный ковёр с изображением герба СССР в окружении красных шерстяных звёзд и бархатистых серпов и молотов.
– Тебя с туловищем фотографировать или без? – спрашивает одна подруга другую.
– Стоит он миллион – небольшая цена для ручной работы такого уровня, – охотно поясняет мне директор по развитию самарской фабрики ковров Imperial Style Николай Скворцов. – Никто в мире подобного сделать не может. Эскиз придумал художник Илья Пиганов.
Путь к уютному ковру лежит через круглый коврик – огромную эмблему ЧВК "Вагнер", а справа и слева его окружают ещё два тёплых ковра, на одном из которых 16, а на другом – 21 разноцветный Путин в стиле уорхоловского поп-арта.
– В 2013 году один такой небольшой ковёр у нас украли, и везде были статьи "В Самаре украли Путина!" – поясняет мне Николай. – Эти ковры мы сделали в 2005 году, когда президент поставил задачу удвоить ВВП, – и мы его, как видите, удвоили многократно. Ковёр увидела на выставке Людмила Путина – и теперь наши изделия лежат в президентской резиденции в Ново-Огарёво. Стоит он около 500 тысяч рублей: квадратный метр начинается от 25–30 тысяч.
К этому мягкому ковру так и просится ещё что-то мягкое – и оно тут же находится неподалёку на стенде винтажерии Rouge. Руки сами тянутся к сиреневым стульям-цветам итальянской художницы Карлы Толомео.
– Точно такие есть дома у Берлускони, Софи Лорен, Сильвестра Сталлоне и королевских семей Иордании и Монако, – поясняет мне владелица винтажерии Валентина Муховикова.
Честно скажу: пришла я на салон в поисках миниатюрной станции "Арбатская", которую подарили народному комиссару путей сообщения СССР Лазарю Кагановичу в честь пуска первой линии Московского метрополитена в 1935 году. Но никто из антикваров не знает, на каком стенде её искать. И вдруг я вижу кое-что не хуже – миниатюрную копию мавзолея Ленина.
– Расскажите мне об этой красоте! – бросаюсь я к упитанному мужчине, притаившемуся за лесом бронзовых статуэток. Но он прячется обратно со словами "Газета? Это уже звучит подозрительно".
Полюбовавшись на россыпи изумрудов, белоснежного фарфорового Сталина с окружившими его счастливыми детьми и китайских терракотовых придворных красавиц 600–900 годов нашей эры, я наконец возвращаюсь к реальному миру. Москву заносит почти декабрьским снегом, грустные граждане Таджикистана тащат куда-то в ночь по восемь пакетов с логотипом ГУМа в каждой руке. Прямо напротив выхода из дверей антикварного салона сияет название ресторана с пояснениями: "Магадан: устрицы, крабы, море и любовь".