Собрание масонов
Заходите тихонько! Не дышите! Вы перенеслись в самый конец 19го века и оказались на тайном заседании членов московской масонской ложи. Видите, сколько знакомых лиц? Многие в масках, но вы уж мне поверьте — все самые богатые лица Москвы здесь. А председательствует мой хозяин — Алексей Васильевич Олсуфьев.
Не случайно, он распорядился мою парадную гостиную дубовыми панелями отделать. А на панелях вырезаны трилистники. Это не просто украшение, масонский символ! Какой? Про это я вам попозже расскажу.
Дом для древней русской фамилии на древней русской улице
А пока давайте с вами еще на 10 лет пораньше переместился. Вообще-то построил меня не Алексей Олсуфьев, а князь Борис Владимирович Святополк-Чертинский. Одна фамилия чего стоит! Сразу понятно, род древний и знатный. Своих предков Борис Владимирович знал до самого Рюрика! Князь Борис был человеком знатным, любил путешествовать и из разных стран привозил всякие заморские диковинки.
Ну, а чтобы было, где это хранить, решил построить для себя и своей семьи большой особняк на одной из старейших улиц Москвы — Поварской. Когда-то на этом месте проходила древняя Волоцкая дорога, она соединяла Москву и Великий Новгород. По этому участку волоком перевозили товары, которые дальше сплавляли по рекам. Отсюда и название такое.
Ну а позже здесь поселились царские повара и работники кухни, по их слободе всю улицу и назвали. Ну а когда столицу Петр Первый перевел в Москву, вместо поваров на Поварской поселилась столичная аристократия — Нарышкины, Голицыны, Гагарины.
Строительство замка и смелый герб
И вот в таком приятном соседстве князь Борис Владимирович решил выстроить меня. Да не просто дом, а настоящий замок в стиле барокко и французского ренессанса. Строил меня близкий друг Бориса Владимировича, архитектор Петр Бойцов. Должен вам сказать, что многие архитекторы того времени строили особняки для богатых господ, как вы сейчас бы сказали "под ключ". Вот и Бойцов — спроектировал все вплоть до оконных рам и дверных ручек. И даже деревянную мебель для дома делали на фабрике по его эскизам. Мебель эта кстати у меня до сих пор стоит целехонькая, что удивительно, зная мою непростую судьбу.
В общем, я получился роскошным и величественным. Над моими парадными дверьми гордо красовался герб Святополк-Чертинских. А над камином расположился Георгий Победоносец. Правда, скачет он на этом барельефе не влево, как на московском гербе, а вправо. Спросите, почему такая вольность?
А все дело в древности рода моего князя Святополк-Чертинского. На Руси-то традиционно Георгий вправо скакал. И только император Николай Первый развернул всадника налево, на европейский манер. На всех московских гербах изображение поменяли. А на семейном гербе Святополк-Чертинских вот, оставили.
Жизнь Святополк-Чертинских
Ну в общем, зажил князь у меня счастливо. С женой и двумя дочерями в свет выходил, у себя приемы давал. Для моей отделки ничего не жалел. Из Индии, к примеру, привез драгоценное сандаловое дерево, и распорядился сделать из него в моем дубовом зале колонны и лестницы.
Многие тогда в Москве осуждали его за расточительность, а князюшка об этом не думал. Вот только счастье его не долгим было. Всего через три года
после моей постройки Борис Владимирович умер. Его вдова погоревала положенное, и решила меня продать. Да не кому попало, а бывшей статс-даме самой императрицы! Александре Андреевне Олсуфьевой. Ну и ее супругу, генералу Алексею Васильевичу.
Новые хозяева — масоны Олсуфьевы
Олсуфьевы в те времена были одной из главных столичных фамилий! Умницы, покровители искусств, благотворители! Каких только вечеров они у меня не устраивали, какую изысканную публику не приглашали. На их балах сам Александр Третий бывал. Однажды император, кстати, на Олсуфьевской лестнице ногу подвернул. Ничего серьезного, но как все всполошились! А через много лет в столице говаривали, что призрак императора появляется в особняке и ходит по лестнице вверх-вниз, скрипит ступенями.
А примерно раз в месяц по ночам Алексей Васильевич в моем дубовом зале тайные заседания масонов устраивал. И вот ради них весь зал трехлистниками-то и украсил. Каждый лист строчку масонского девиза означал — правильно думать, правильно говорить и правильно делать. Так-то.
Революционная неразбериха
В 1917-м Олсуфьевы спешно бросили свой особняк и бежали из революционной Москвы на свою любимую виллу "Русалочка" в Сан-Ремо, в Италию. Они там, как на даче, каждое лето проводили. В дубовом зале, кстати, до сих пор висит их картина с изображением этой виллы. Я на нее все эти годы любуюсь, и, конечно, по ним скучаю.
Потом, уже в 60-е годы их внучка, Мария Васильевна, приехала с визитом из Италии в СССР. Пришла в свой особняк. Увидела на одной из дубовых дверей табличку "партком" и разрыдалась. За этой дверью когда-то ее спаленка была.
Мария Васильевна Олсуфьева, кстати, даром что всю жизнь прожила в Италии, очень много для своей исторической родины сделала. Перевела на Итальянский Булгакова, Пастернака, Солженицына... В общем, благодаря ей о наших неугодных советской власти писателях в Европе узнали.
Забавно, но вот угодные собирались как раз у меня. После революции несколько лет меня из рук в руки передавали — то сюда какой-то отдел детских учреждений въехал, то другие чиновники меня захватить пытались, одно время философ Бердяев даже занятия своей "Академии вольной духовной культуры" проводил. Я думаю, моя история, масонские собрания и прочие вольные разговоры вдохновляли его на философские лекции.
Как я приютил советских писателей
Но все эти вольности в молодой стране советов быстро закончились, и с 1932 года, по просьбе Максима Горького я официально стал Центральным домом литераторов.
Горький для нового дома даже Сталинскую люстру пожаловал. Иосиф Виссарионович писателю огромную хрустальную люстру подарил. Вообще она должна была висеть на одной из станций столичного метро, то ли на Белорусской, то ли на Парке Культуры... но что-то на генсека нашло, пожаловал он 800-килограмовую люстру Горькому. Ну а тот вешать ее в собственном особняке не стал, а передал мне, в ЦДЛ. И у меня, должен признать, она смотрится весьма органично.
Кто тут у меня только ни был — Твардовский, Катаев, Симонов, Зощенко... Приходили увидеться, приятно провести время. По субботам, в Дубовом зале собирались потанцевать, поужинать, послушать музыку.
Байки из цирюльни
Рядом с маленькой комнаткой, где когда-то был хозяйский кабинет, обустроили парикмахерскую. Советские писатели ведь должны были быть и выглядеть образцово. Чисто выбритыми, с аккуратными прическами. Трудился в этой парикмахерской легендарный цирюльник, Моисей Михайлович Маргулис.
Работу он делал хорошо, и главное не скучно. Рассказывал литераторам разные смешные истории из своей жизни, травил анекдоты... Многие ему даже советовали бросить ножницы и взяться за перо. Но Моисей Михайлович неизменно на это отвечал, что родился парикмахером, и помрет увенчанный не писательскими лаврами, а их волосами.
А однажды пришел к нему побриться Валентин Катаев. Он тогда только из Италии вернулся. И вот Моисей Михайлович все норовил его расспросить про эту заграницу, а Катаев что-то был не в настроении. Диалог у них состоялся такой:
— "Как будем стричься?" — задал традиционный вопрос Моисей Михайлович.
— "Молча", — процедил сквозь зубы Катаев.
Но для Маргулиса работать молча было невозможно.
— "Вы были в Риме?" — осторожно наклоняясь над Катаевым, спросил парикмахер.
"Да", — как можно короче ответил советский классик.
— "И вы имели аудиенцию у Папы?" — вопрошал Моисей Михайлович, занося над горлом классика бритву.
"Да", — все так же сурово и односложно отвечал Катаев.
"И, склонив голову, целовали ему туфлю?" — не унимался любопытный Маргулис.
Услышав в третий раз краткое "да", он на время замолчал, а потом все же спросил: "И что он вам сказал?"
Тут уже классик не выдержал: "Ничего. Только спросил: "Какой идиот тебя стриг?"". С этими словами Катаев сдернул с себя белоснежную простыню, отодвинул парикмахера в сторону и, не прощаясь, покинул его кабинет.
Эту историю потом вся Москва со смехом друг другу пересказывала. А Маргулис ничего, не обиделся, даже записал ее в свой альбом. Он специально завел большую книгу в толстом переплете для таких вот писательских баек. Кто-то из клиентов ему там написал "Клянусь, пока не полысею, ходить я буду к Моисею".
Годы войны
Этот Маргулис даже в 1941-м свой пост не покинул. ЦДЛ работал, писатели приходили стричься. Как-то в очереди к нему затеяли спор — кто главный на войне, пехота там, артиллерия, разведка... Тогда Маргулис тихо и серьезно сказал "На войне главное — выжить".
В войну у меня открыли курсы медсестер. Литераторы короткий курс боевой подготовки проходили. Борис Пастернак, кстати, на первой же учебной стрельбе оценку "отлично" получил.
Ресторан в военные годы стал распределять посетителей, что называется "по сословию". Рядовых кормили в столовой, готовили для них "улыбку Рузвельта" — так называли омлет из американского яичного концентрата.
За этим омлетом в очередь приходили столичные никому не ведомые старушки, и каждая оказывалась то правнучкой Крылова, то внучкой Салтыкова-Щедрина. Ну их не прогоняли...
А вот литераторы рангом повыше питались в ресторане. Их прикрепили к спецбазе Мосглавресторана и кормили сытно и разнообразно.
А после войны я снова стал принимать литераторов, слушать их байки, смотреть как они веселяться в моей дубовой гостиной...
Мои любимые персонажи — работники ЦДЛ
Персонажи у меня работали всегда колоритные. Трудились годами, никакой текучки! Один гардеробщик Афоня, чего стоил. Он, к примеру, из особого профессионального шика никогда не выдавал гостям номерки. Безошибочно запоминал, кто в чем пришел, и всегда возвращал писателями именно их пальто даже при полном аншлаге.
Еще этот Афоня любил рассказывать, что его поколачивал сам Есенин, но это уж на правду совсем не похоже.
А простым смертным ко мне в ЦДЛ вход был заказан. Администратор Аркадий Семенович Бродский был не умалим и без членского билета не пропускал никого. Однажды не пропустил ко мне даже министра Анастаса Микояна! Он правда был на тот момент уже в отставке, но все же... человек не простой.
А в другой раз этот Бродский перед Аллой Пугачевой двери закрыл! Хотя она уже на всю страну гремела.
Дом литтарантулов
Конечно, в среде творческих людей без конфликтов и зависти не обходилось. Недаром поэт Андрей Вознесенский называл меня домом не литераторов, а литтарантулов.
Вот, Сергей Михалков, к примеру, ко мне одно время чуть не каждый день заходил, хотя многие его недолюбливали. Однажды поднимался он по моей сандаловой лестнице и услышал, как кто-то в спину ему прошипел "гимнюк".
Завидовали ему по-черному, за то, что слова Советского гимна он сочинил. Так Михалков не растерялся, обернулся и сказал: гимнюк, не гимнюк, а слушать будешь стоя.
В поздние советские годы мой дубовый зал стали использовать для встреч с разными знаменитостями. У меня тут и Юрий Гагарин бывал, и Марлен Дитрих, и Индира Ганди, и Джина Лоллобриджида... А уж русские звезды кино и эстрады постоянно приходили, творческие вечера устраивали.
Забавно, я все тот же, с масонскими трилистниками на стенах, а людей повидал ну таких разных, словно с разных планет.
Перестройка и уборная для Рейгана
Потом, когда перестройка началась, я как-то неожиданно для себя стал ареной для международной политики. Да-да, в 88 в Москву приехал президент США Рональд Рейган и для его встречи с советской общественностью выбрали именно меня.
Все, конечно, очень волновались, как все пройдет. Рейган к тому моменту был далеко не молод и имел некоторые проблемы со здоровьем. А уборная, простите за подробности, у меня находилась на цокольном этаже внизу. Устроители визита голову сломали, как же сделать так, чтобы президенту Америки не пришлось по лестницам вверх-вниз бегать. В итоге взяли и на втором этаже, в той самой комнатке, где работал наш парикмахер Маргулис, разместили президентский туалет.
Кстати, за время визита природа Рейгана ни разу не позвала. А туалет переделывать обратно в парикмахерскую уже не стали.
Про меня сегодня
Сегодня на первом этаже у меня все так же работает ресторан "ЦДЛ". Пельмени с олениной, паштет из цесарки с глазированными яблоками и другие деликатесы подают не только литераторам, а всем платежеспособным гражданам. Но налет элитарности все же сохранился. Во-первых у меня в ресторане строгий дресс-код. Костюмы, галстуки, туфли, коктейльные и вечерние платья... Заведение более чем приличное, в кроссовках вас просто не пустят.
А во вторых, на втором этаже у меня регулярно заседает "московский столичный клуб". Закрытое заведение, членом которого можно стать за кругленькую сумму в год. И вот для гостей клуба в ресторане действуют скидки, проходят специальные мероприятия... Ничего не напоминает?
Да, что-что, а традиции я стараюсь бережно сохранять.
Это была история особняка Святополк-Чертинского, его голосом стал Валерий Сторожик. Еще больше непридуманных историй главных столичных зданий слушайте в подкасте «Голоса Московских домов» газеты Метро.