Михаил Шемякин рассказал о лечении в дурдоме и разоблачил слух о золочёной карете

Художник презентовал в Москве автобиографию, которую готовил более 20 лет. Книга "Моя жизнь: до изгнания" охватывает период с 1943 по 1971 годы
Михаил Шемякин рассказал о лечении в дурдоме и разоблачил слух о золочёной карете
Агентство «Москва»
Михаил Михайлович на презентации своей книги не лез за словом в карман.

Шемякин – человек, которого узнаёшь всегда. Фирменная кепка, жилетка, очки в чёрной оправе. Недавно справивший 80-летие, он как будто всё тот же пацан из Купчино – юный, дерзкий и не признающий авторитетов. 

Презентуя свою книгу перед журналистами в пресс-центре ТАСС, он не утруждал себя выбором выражений: "От отца я унаследовал своё главное качество – пофигизм". "При написании книги от издательства было лишь пожелание: поменьше пипирок у мужчин и поменьше размерами"...

Парадокс в том, что через несколько минут разговора великовозрастный подросток-нигилист превращался в утончённого сноба, размышляющего о технике Дали или Магритта. 

Разгадка личности Шемякина всё это время лежала прямо перед ним. Толстенный (больше 700 страниц) первый том его автобиографии "Моя жизнь: до изгнания" вместил в себя рассказ о первых 28 годах жизни художника, непростой и парадоксальной.

В книге вы очень откровенно пишете о родителях...

– Я анализирую, что хорошего мне досталось от моего отца, совершенно необычного человека: пьющего, большого бузотёра, который мог явиться на банкет в кальсонах и танцевать лезгинку.

Он был беспризорником, затем адъютантом у Махно. Отца звали Михаилом, как и меня, хотя его настоящее имя Мухамед. Он не был мусульманином и вспоминал Аллаха, только когда по пьянке хватался за шашку и кричал: "Клянусь Аллахом, я отрублю тебе башку". 

Мама у меня актриса, работала в театре у Акимова, потом сражалась, служила в кавалерии, в дивизии отца. Но, как ни странно, несмотря на её полную интеллигентность – она из старой дворянской семьи, мама на меня, как на художника, оказала гораздо меньшее влияние, чем отец-военный, который никакого отношения к искусству не имел.

Солидный кусок биографии посвящён вашему пребыванию в психбольнице. Что это было за место?

– Это была специальная больница при КГБ. У профессора Случевского проводились первые эксперименты психотропных препаратов. После этого лечения люди превращались в овощи. Я был посажен на три года. И если бы не моя мать, которая через полгода смогла достать меня оттуда благодаря своей биографии, мы бы сейчас с вами не разговаривали.

В книге вместо фотографий использована ваша графика. Как придумывали иллюстрации?

– Когда писал книжку, представлял, что её будет читать человек, который ни черта не знает, что такое живопись, графика, лессировка и прочее. Вот он переворачивает страницу и видит картинку – забавную, интересную, необычную. Хочет понять, что она изображает, а для этого надо вернуться к тексту. Вот такая иезуитская работа была проделана, чтобы рисунок и текст были связаны между собой абсолютно органично. Всего в книге около 150 моих иллюстраций.

Посреди этих полутора сотен есть одна не ваша. Как в книгу проник Ван Гог?

"Палата в арльской больнице", Винсент Ван Гог. Собрание Оскара Рейнхарта. Эта картина (точнее, её чёрно-белая репродукция) произвела на Михаила Шемякина огромное впечатление.
vggallery.com
"Палата в арльской больнице", Винсент Ван Гог. Собрание Оскара Рейнхарта. Эта картина (точнее, её чёрно-белая репродукция) произвела на Михаила Шемякина огромное впечатление.

– Эта картина перевернула моё сознание. Этот момент очень подробно описан в книге. Я увидел маленькую чёрно-белую репродукцию, где был изображён дурдом в Арле, и после этого стал другим. Вот настолько важно воздействие искусства! Вдруг после этой картинки я забросил всё: географию, математику, на меня смотрели как на сумасшедшего, а я был весёлым и счастливым, потому что в моей жизни появился Ван Гог, а значит, можно жить и начинать всё по-другому осмысливать. 

В конце книги вы посвятили целую главу разоблачению мифов. Что самое невероятное вам приходилось слышать о себе? 

– Со слухами мне приходилось сталкиваться постоянно. В Париже Володя Высоцкий познакомил меня с Женей Евтушенко. Собираемся ехать ко мне, ждём такси. А Женя мне говорит: "Ну и где же, наконец, твоя знаменитая на всю Москву позолоченная карета с чёрным грумом на запятках?" Мы приехали к дому, а Евтушенко спрашивает: "Где твой швейцар, который прогнал диссидентку Лену Титову, которая из-за тебя повесилась в туалете на чулке?" И вот в конце концов, когда мы сели с ним выпивать, я говорю ему: "Женя, ну ты же постоянно бывал на Западе, в Америке. Зачем такие глупые вопросы вообще?" А он мне: "Ну, все говорят об этом. Как не спросить?"

Только факты  

  • Книга "Моя жизнь: до изгнания" рассказывает о рождении Шемякина в Москве в разгар Великой Отечественной, послевоенном детстве в Кёнигсберге, переезде в Ленинград, поступлении в "художку", отчислении, принудительном лечении в психбольнице и высылке во Францию. 
  • В книге Михаил Михайлович рассказывает, что в детстве часто желал смерти отцу, поднимавшему руку на мать: "Сколько раз до хрипоты в горле, сквозь слёзы и рыдания, кричал одну и ту же фразу: «Папа! Папочка! Не убивай маму!!!" 
  • При этом он признаётся, что от папы унаследовал не только тяжёлый характер, но и музыкальный вкус. Отец предпочитал английскую и американскую музыку 30–40-х. А из русских песен слушал только Лидию Русланову, Клавдию Шульженко, цыганские песни и "Песню о Щорсе".   
  • От первого телефонного звонка из издательства до выхода книги прошло 20 лет.
  • 8 раз в автобиографии упоминается ближайший друг Михаила Шемякина Владимир Высоцкий, притом что действие книги происходит до 1971 года, а они познакомились в 1974 году в Париже.     
  • На презентации Михаил Шемякин пообещал, что в ближайшее время займётся написанием второго тома. В нём он расскажет о жизни в Америке и Франции, знакомстве с Высоцким, Довлатовым, Лимоновым и др.