– Когда ребёнок играет с лисичкой, мишкой, зайчиком, он представляет, что это живое существо, которое он любит и которое любит его. И в этот момент малыш не чувствует себя одиноким, он ощущает себя в безопасности, – рассказывает Metro Лариса Буткина, психолог-практик. – Неслучайно в доме малютки детям раскладывают в кроватки игрушки. Ребёнок проснётся, к нему никто из взрослых не подойдёт, но рядом с ним есть его мишка, которого можно обнять и успокоиться. Для ребёнка это нормально, но, если взрослый продолжает относиться к игрушкам как к живым существам, носить их с собой в сумке, возить в путешествия и верит, что без игрушки с ним случится что-то плохое, это говорит о психологических проблемах.
По словам эксперта, таких людей называют "кидалтами" (kid – "ребёнок", adult – "взрослый", в переводе "взрослый ребёнок"). Эти люди могут быть успешными в своей профессии, но психологически остаются незрелыми.
– Когда травмы нет, человек спокойно развивается согласно своему возрасту, – продолжает эксперт. – А у кидалтов произошло застревание в своей травме детства, которая случилась в самом игровом возрасте – от 1 до 7 лет. Если ребёнок пережил развод родителей, болезнь одного из них и потерял чувство безопасности, он может в этом возрасте "остаться" на всю жизнь.
Единственный способ избавиться от привычки жить с игрушкой – это прожить травму отвергнутого одинокого ребёнка, добавила эксперт.
– Ходить с игрушкой – это стратегия выживания ребёнка, и во взрослом возрасте она только поддерживает травму, – объясняет специалист. – Травма живёт надеждой, что тот родитель, который не уделял внимания ребёнку, одумается и будет добрым и заботливым с ним. Но этого ждёт не взрослая, а детская часть личности. Взрослый человек может честно признать, что этого никогда не произойдёт, и позаботится о себе самостоятельно.
По словам психолога, чтобы повзрослеть, нужно с помощью проводника идти в своё "игрушечное" детство и прожить эту боль, прожить состояние, что "со мной что-то не так, я недостоин любви".
– Такой ребёнок постоянно пытался доказать родителям, что он хороший и заслуживает любви, – объясняет эксперт. – Он старался, чтобы его любили и хвалили, но родители по разным причинам не давали ему этого. Такой ребёнок делает вывод, что он был недостаточно хорошим, и теперь недостоин хорошего к себе отношения. И взрослому человеку даже во время терапии сложно признать, что с ним, как с ребёнком, в детстве всё было нормально, а родители вели себя не нормально. Дело в том, что любой ребёнок обречён на безусловную любовь к родителям.
По словам эксперта, пока человек ожидает, что его родители полюбят таким, какой он есть, он находится в эмоциональной тюрьме. Игрушка – маркер такого ожидания.
– А когда проживаешь детскую травму, происходит эмоциональное взросление, принятие ответственности за свою жизнь на себя и ощущение свободы, – говорит Лариса Буткина. – Приходит спокойствие, которое возвращает в состояние реальности: "Я взрослый – и значит сам могу оказать себе поддержку и заботу. Мне не нужно искать это во вне. И тогда игрушка мне больше не нужна, я вырос".
Реальная история 43-летней Светланы
Моя доченька росла недотрогой – на ручки её не возьмёшь, совместный сон ей не нужен. Она рано отказалась от груди и от укачиваний. В 7-месячном возрасте ей подарили пингвина, с которым она засыпала в обнимку. Сейчас дочке практически 20 лет, но со своим пингвином она не расстаётся до сих пор. Это её лучший друг, самый верный товарищ, член нашей семьи, чей день рождения мы отмечаем каждый год – покупаем торт, зажигаем свечки, поём Happy birthday. Дочка со своим пингвином ходит в универ, на тренировки, в магазины. И она меня, видимо, вдохновила своим примером. Во время пандемии я зашла в магазинчик льна и увидела своего медвежонка в зелёном пальто. Я поняла, что не могу оттуда уйти без него. Имя родилось практически сразу – Иннокентий. Он со мной всегда в машине, мне прикольно, что он рядом, с ним можно всегда пофоткаться и он меня успокаивает. Я с ним сплю в обнимку практически всегда. Хот по жизни я и недотрога, как моя дочка, но Иннокентий – это реализация моей потребности в телесном контакте.