Михаил Нешевец, заместитель главного редактора
Первое 1 сентября в роли учителя — сразу после пединститута в 1996 году — я встретил в кабинете директора одной сельской школы. Вошёл в кабинет, поздоровался и, чтобы как-то прервать повисшую паузу, снял со стоявшего на столе графина пробку и громко понюхал содержимое. "Чем 1 сентября отмечаем?" — весело спросил я. Пауза. Ожидаемого смеха не последовало. "Вы что себе позволяете?!" — спросил меня мужчина средних лет с бычьей шеей и красным лицом (физрук, как потом оказалось). "Вы что, совсем "опупели" в своём городе?" — поддержал его преподаватель английского и весь педколлектив воспылал праведным гневом так, что мне хотелось выпить содержимое графина залпом (там вода была) и занюхать рукавом. В течение ближайших трёх минут я узнал о себе в частности и молодых городских сопляках вообще столько интересного, что можно книгу написать. "Мы что тут алкоголики все по-вашему?! Мы, по-вашему, день с бутылки начинаем?!" — вступали дуэтом и по очереди, в сопровождении женского одобрительного оркестра и а капелла мужчины, знающие, как правильно говорить "вэ тэйбл" и умеющие прыгать через козла. Я был раздавлен и что-то мямлил про "шутку юмора". Меня не стали увольнять. И буквально через пару недель мы вместе с учениками поехали собирать картошку. Угадайте, кого я обнаружил пьяными и мирно спящими между грядками? Правильно! Физрука и "иностранца"! Я не стал их будить или докладывать директору, уж очень у них были счастливые лица. Думаю, тогда им снилось, как они меня бьют по щекам.
Анастасия Соболева, корреспондент отдела "Культура"
Когда я отправлялась в 1-й класс (незабываемое время), родители объявили мне, что все и каждый в моём новом коллективе под названием 1 "А" должны будут исправно носить школьную форму. Идея воодушевила родителей, а вот мне не казалась такой уж радужной. Мысль, что мне вместо моего любимого костюма с покемонами (заносила до дыр) придётся надеть белую блузку, жилетку, пиджак, юбку и лаковые туфли, и всё это бабьим летом, вызывала протест. В общем, каждый день стабильно я отпиралась, кочевряжилась, "воевала", устраивала бунт, чтобы форму ту не надевать. Носила я её три года, потом с переходом в 5-й класс уже появилась другая, более красивая, с золотыми пуговицами, но запала мне в душу больше всего почему-то эта. Помню, как иду в ней с букетом размером больше, чем я сама, внутри ощущение "Ну всё, я взрослая". Недавно нашла её у мамы на антресолях, и она мне оказалась впору. Тогда в ней я чувствовала себя взрослой, а теперь она помогла мне снова почувствовать себя маленькой. Волшебная форма оказалась.
Даниил Бороздин, редактор отдела "Спорт"
На моём первом Дне знаний мне довелось звонить в колокольчик, который давал старт учебному году. Как и полагалось, меня вела за руку 11-классница. До сих пор помню удивительный звук, сообщавший о начале нового этапа жизни. 10 лет спустя уже я нёс первоклассницу, в чьих руках был этот звонок. Перед кругом почёта поделился с ней опытом, показав, как правильно его держать, чтобы звук разносился по всей школе, и успокоил, заверив, что всё пройдёт без проблем. Каково же было моё удивление, когда оказалось: эта девочка — дочка той самой 11-классницы, которая вела меня! С задачей первоклашка справилась на отлично. Надеюсь, и в дневнике у неё все школьные годы были одни пятёрки.
Мария Безгина, корреспондент отдела "Москва"
Когда День знаний наступил в моей жизни в восьмой раз, я не ждала от него ничего нестандартного: линейка, классный час, фотосет с букетами, подаренными маме (она была моей классной руководительницей), и глубокий анализ летних сплетен вместе с подружкой. В тот день я вышла из дома за пять минут до начала линейки — привилегия живущих рядом со школой людей. Я не спешила, и вместе со мной не спешили ещё 17 этажей, на каждом из которых нашлось по беззаботному школьнику. Как только лифт трогался с места, его сразу же вызывали обратно, и он, набитый белыми блузками и чёрными юбками, без устали курсировал вверх и вниз. Когда подошла моя очередь воспользоваться технологическим чудом и спуститься со своего 15-го, лифт заметно подустал, и силы его были на исходе. Собрав помимо меня ещё одного парня в костюме и маму с дочкой-первоклашкой, лифт испустил последний вздох и наглухо встал где-то по центру шахты.
Клаустрофобом я никогда не была, а вот плачущие дети всегда знатно меня пугали — невозможно предугадать, минутная ли это эмоция или потенциальная истерика... Воды с собой было немного, а летняя духота и четыре пары лёгких, жадно вдыхавших тот химический состав, что оставался в закрытом лифте, заставляли нервничать...
В разгар линейки моя занятая делами мама обнаружила, что из её класса пришли все кроме необязательной дочки. "Неужели проспала!", — думала она, пытаясь дозвониться до меня, но сигнала связи на моём телефоне было не больше чем в глухом пшеничном поле. Отдав ключи от кабинета родительскому комитету и оставив детей на их попечительстве, она побежала меня искать: уже на входе в подъезд ей сообщили, что четыре счастливчика приятно проводят время в шахте, а ремонтная бригада уже вызвана. Мама поднялась на наш этаж, расспросила через стенку, всё ли у меня в порядке, и успокоенная вернулась обратно в школу вести занятие.
К ней в кабинет я зашла под конец всего торжества, просидев в лифте суммарно 40 минут. Досидев классный час, я вернулась домой — вдохновения на цветочную фотосессию и дружеские сплетни не осталось, его полностью высосали четыре светло-зелёные металлические стены, явно не ожидавшие такой тяги к знаниям 1-го сентября.
Маша Ильина, обозреватель отдела "Москва"
Помню, как на линейке 1 сентября в школьном дворике нас выстроили по классам. Я шла в первый, и, меня, как самую маленькую, поставили в первый ряд. Коричневая форма, белый фартук и два хвостика в белых бантах, в руках букет белых хризантем. Всё было интересно! Тут подошла ко мне какая-то женщина, наклонилась низко-низко и шёпотом сказала: "Девочка, ты только не бойся, сейчас подойдёт мальчик, поднимет тебя, нужно будет в колокольчик позвонить". А я ничего не боялась, даже удивилась, почему она так сказала. Через пару минут подошёл высоченный, как показалось, молодой человек, он шёл в 11-й класс, одной рукой подхватил меня как пушинку и усадил на плечо, второй рукой придерживал. Мельком я взглянула на родителей — мама улыбалась, а папа фотографировал. Возвышаясь над всеми классами, я "ехала" на плече высокого мальчика и звонко, с восторгом звонила в колокольчик думала, неужели к концу школы я тоже стану такой высокой и буду так взросло выглядеть? Но не случилось, и это здорово!
Ольга Москаленко, обозреватель отдела "Москва"
Ещё в пятом классе я твёрдо решила, что стану учительницей. Причём, не обычной городской, а сельской!
Мои педагоги хватались за голову и говорили: "Деточка, может ты подумаешь? Зачем тебе в деревню — там грязь, невоспитанные люди и главное — сложные дети!" Меня же было не напугать: я отвечала, что если люди и их дети невоспитанные, я непременно это исправлю! У учителей округлялись глаза. Правда, их успокаивало, что я хотела в то же время быть и журналистом, и писателем. Цель у меня была вполне конкретная — поработать во всех этих сферах.
Между тем моё детское воображение рисовало яркие картинки: я иду по деревне, а все вокруг здороваются и даже кланяются! И при этом говорят: "Спасибо, Ольга Петровна, что учите наших балбесов!" Дом мой в мечтах был деревянный, там после уроков я топила печку, смотрела в разрисованное морозом окно, а затем садилась за стол и проверяла тетради.
Каково же было удивление моих учителей, когда все мечты по поводу профессий сбылись!
Свой первый день в школе я запомнила навсегда. Ещё с порога поняла: детки — оторви да выбрось и расслабляться не придётся. День начался с урока в седьмом классе. Я попыталась написать на доске: "С Первым сентября!" но не тут-то было! Мел крошился, и не вывести красивые буквы не получалось. Да и некрасивые — тоже. Раздалось хихиканье. Позже ребятки признались, что от души натёрли доску моющим средством, чтобы посмотреть, что из этого получится и рассержусь ли я. Не прокатило.
Второй "сюрприз" поджидал через 10 минут: один из учеников достал лапшу быстрого приготовления и поджёг её. Поднялось синеватое пламя. Я не растерялась и решила проявить чудеса дипломатии, совместив с педагогическим мастерством: "Урок химии будут позже, а сейчас вернёмся к литературе". И снова дети были разочарованы: им хотелось моей бурной реакции.
"Почему вы не орёте на нас? Предыдущая учительница орала". Я ответила, что уважаю их, и потому мы будем общаться спокойно.
Урок продолжался, и я рассказывала о Пушкине. Затем попросила задавать вопросы.
"А жена Пушкина жива?"— спросил Владик, который, по рассказам других учителей, был трудным ребёнком и часто прогуливал. "Она родилась в 1812 году", — ответила я. "Столько не живут!" — авторитетно заявила худенькая девочка и тут же вызвалась рассказать стихотворение "про осень".
Пока девочка рассказывала у измазанной доски стихотворение, её сосед по парте, разрезав стержень ручки, выдавил содержимое в её тетрадку. Я не успела это предотвратить, но бросилась спасать положение — выдернула страницу из тетради, но испачкала руки.
Оставшаяся часть урока проходила относительно спокойно, потом меня на несколько минут вызвала завуч, чтобы рассказать о внеклассной работе. Когда я вернулась, в классном журнале были нарисованы цветочки... Потом пришлось заказывать новый журнал.
Со временем это стал один из моих любимых классов, хотя дети обожали проказничать, но ведь это же нормально — вряд ли кто-то в их возрасте вёл себя иначе...