Гениальный теоретик
Ле Корбюзье был для архитектуры тем же, чем Пикассо для живописи. Его постройки вызывали восхищение и яростные нападки. А опубликованная в 1923 году его книга "К архитектуре" стала манифестом модернизма, утверждавшим, что красота и логика машин и технических зданий — виадуков, океанских лайнеров и элеваторов — применимы и к проектированию жилых домов. Это было абсолютно революционно в те годы.
– В эстетическом отношении Ле Корбюзье продолжает линию, намеченную австрийским архитектором Адольфом Лоосом, – рассказывает Metro искусствовед, куратор внешних проектов Музея архитектуры им. А. В. Щусева Марк Акопян. – В ключевой для культуры ХХ века книге Лооса "Орнамент и преступление" чётко зафиксирован разрыв между техническим прогрессом, развитием инженерной мысли и аморфной, неинициативной архитектурой, которая доминировала в те годы, в эпоху историзма. И Ле Корбюзье говорит, что технический прогресс и совершенные изделия, вроде мотора "Харлей-Дэвидсона", обладают таким же эстетическим потенциалом, как Венера Боттичелли и Давид Микеланджело. Он обозначает те проблемные точки, которые уже существовали в архитектуре на момент написания книги и выступает как хороший врач, который ставит диагноз.
В книге Ле Корбюзье изображения автомобилей и самолётов размещены рядом с Парфеноном и собором Нотр-Дам. Архитектор озвучил свои принципы проектирования, которые назвал "пятью отправными точками современной архитектуры": в современном и удобном здании должны быть столбы-опоры, плоская крыша-терраса, свободная планировка, ленточное остекление и свободный фасад.
Политические взгляды архитектора способствовали его популярности в Советском Союзе.
– То, что Ле Корбюзье был социалистом, очень хорошо ложилось на советскую идеологию, идею стремления к победе коммунизма, ведь его главным лозунгом был "архитектура или революция": либо вы создаёте для людей подходящую для жизни архитектуру, либо они будут против вас воевать, – поясняет Metro главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. – Он очень социально ориентирован, что делает ему честь как глашатаю идеи улучшения условий жизни максимального количества людей — и это, действительно, важнейшая задача архитектуры. И, конечно, он был очень яркий и гениальный человек — и как архитектор, и как идеолог.
Неоднозначный практик
По словам Сергея Кузнецова, на московскую архитектуру Ле Корбюзье повлиял больше, чем на архитектуру какого-то другого города: он уловил дух времени, поэтому его творения органично смотрятся на фоне другой московской архитектуры эпохи авангарда (Московский планетарий, Дом Наркомзема, Дом Мельникова). В частности, он стал автором проекта здания Центросоюза на Мясницкой, которое, правда, из-за последующих изменений не попало в список его строений, ставших объектами охраны ЮНЕСКО.
– Ле Корбюзье — единственный архитектор, чьи творения все без исключения стали объектами внимания ЮНЕСКО, так что это о многом говорит, – подчёркивает Сергей Кузнецов.
"К архитектуре" знаменита громкими постулатами, наиболее известен из которых "дом — это машина, в которой можно жить". Ле Корбюзье предлагал новые на тот момент подходы к строительству городов, где 60-этажные башни располагались среди садов и спортивных площадок в окружении многополосных шоссе.
Однако то, что было красиво и захватывающе в теории, не всегда заканчивалось хорошо на практике.
— Его идея "лучезарного города" со свободной планировкой, отвязанной от квартального принципа — скорее, опасная, что и подтвердилось в результате его плановой реконструкции Парижа со сносом исторического центра, – поясняет Сергей Кузнецов. – Идеи регулярной застройки приводят на практике к каким-то построениям лагерного типа со знаком минус. То, на что стали похожи советские спальные районы, — во многом влияние идей Ле Корбюзье о доме-машине для жилья, суперутилитарности и т. д. Многое им придуманное было популярно как идея, но привело к разным результатам. Иногда к хорошим — например, сделанный в соответствии с его идеями Дом Наркомфина.
– Но тот же уход от идей традиционной квартальной соразмерной человеку застройки — на мой взгляд, это путь не в ту сторону, – уверен главный архитектор Москвы. – И в конечном счёте все города отказались от его идей. Сегодня человечество возвращается к традициям — безусловно, развитым и переосмысленным — и выбирает города пространств, а не города гигантских нарисованных на земле домами натюрмортов, которыми стали, в частности, и московские спальные районы.