"Зачарованные, безгласные и сражённые наповал"
Родившаяся в Петербурге в семье артистов Мариинского театра, Галина Уланова стала звездой московского Большого. И не просто звездой, а целой вехой в искусстве своего времени.
Одним из её последних учеников был недавний гость редакции Metro, народный артист России и ректор Академии русского Балета им. А. Я. Вагановой Николай Цискаридзе. Балерина помогала ему готовить несколько партий, в том числе в "Спящей красавице" и "Баядерке". Многое из того, что они придумали на репетициях, стало теперь каноническим для исполнения этих балетов.
– Например, во втором акте "Баядерки" теперь все Солоры (мужская партия в балете. – Прим. ред.) встают со своего места, хватаются за колонну в сцене Никии со змеёй. "Коля, понимаете, вы не можете сидеть равнодушно на троне. Вы не можете смотреть Никии в глаза, совершая предательство", – говорила Уланова, – рассказывает Цискаридзе в интервью Metro и в своей книге "Мой театр". – До меня все исполнители клялись стоя перед огнём, подняв одну руку вверх, другую положив на грудь. "Галина Сергеевна, а можно я так не буду клясться, этого жеста тут не может быть, какая-то католическая клятва получается". – "Конечно, вы должны клясться так, чтобы вашу руку как бы обжигал священный огонь".
Галина Уланова и Марина Семёнова, ещё одна звезда Большого и наставница Николая Цискаридзе, стали инициаторами его перевода из артиста 2-го кордебалета театра сразу в премьеры. На одной из репетиций уже пожилая актриса поразила Цискаридзе своим танцем.
– Галина Сергеевна вдруг сказала: "Знаете, давайте я вам станцую "Нарцисса", как я его чувствую". Уланова была, как всегда, в туфлях на высоком каблуке. Зазвучала музыка – и началось фантастическое действо: она то замирала, то кружила, то всплёскивала руками, – рассказывает Цискаридзе. – Галине Сергеевне было в тот момент 86 лет. Я даже слов не подберу, чтобы описать, как это было. Наш концертмейстер потом призналась: "Я ни разу не посмотрела на клавиатуру". Мы сидели онемевшие, оглушённые, зачарованные, безгласные и сражённые наповал. То, что исходило от Улановой, описать невозможно.
Обыкновенная богиня
Танец Улановой отличало уникальное слияние совершенной хореографической техники и тонкой драматической игры: она наполняла жизнью и грацией самые простые движения, которые не прерывались, а будто растворялись в воздухе. Её одухотворённый танец отражал самое, казалось бы, трепетное и малозаметное: оттенки настроений, неосознанные душевные движения. "Кажется, что всё происходящее на сцене для неё связано с какими-то её мыслями, воспоминаниями, ассоциациями, что это только предлог, дающий ей возможность чуть приоткрыть дверь в её внутренний мир" – так писал о ней её современник, театровед Борис Львов-Анохин.
– Это была милая, скромная женщина, которая была настолько внутренне одухотворена и имела столь редкую творческую индивидуальность, что определение "обыкновенная богиня", данное Алексеем Толстым, подходило ей как нельзя лучше, – рассказывает в своей книге "Жизнь в балете" танцовщик и хореограф Азарий Плисецкий. – Мы все восхищались высотой её сценической культуры, духовной силой, выдающейся индивидуальностью, воздушностью, лёгкостью.
Балерина поразила писателя Алексея Толстого во время московских гастролей ленинградского Кировского (Мариинского) театра в 1935 году. На сцене Большого театра она исполнила тогда роль Одетты в "Лебедином озере" – за шесть лет до этого она дебютировала в этой роли в родном Ленинграде. Дирижировавший спектаклем в Большом Юрий Файер был поражён: "Какое чутьё! Какая музыкальность!" Восхищённый Алексей Толстой немедленно повёз балерину знакомиться с Максимом Горьким.
– Уланова была великой представительницей классицизма петербургской балетной школы как части общеевропейского театра, – пишет в своей книге "Большой театр. Культура и политика. Новая история" музыковед и культуролог Соломон Волков. – Она выработала свой, "улановский" стиль – то, что критики иногда определяли как "интровертный танец".
Воспитанная в семье балетных артистов, Галина Уланова рано осознала свои сильные стороны и создала уникальный на тот момент имидж вечно юной и скромной женственности, который оказался востребован как советской, так и зарубежной публикой, хоть и по разным причинам. В Советском Союзе он импонировал Иосифу Сталину, который был по своей натуре пуританином и не терпел эротизма в искусстве: известен случай, когда он страшно разгневался, увидев на экране кремлёвского кинозала нечто слишком "вольное". Нравился образ Улановой и советским гражданам, которые в нелёгкие для страны времена стали больше ценить не телесную привлекательность, а внутреннюю, духовную красоту – верность, терпение, прощение, любовь.
– В её фигуре и лице не было ничего вызывающе "звёздного", – рассказывает Соломон Волков. – Внешне она выглядела простой, даже ординарной. Но эта ординарность озарялась изнутри лиризмом высшей пробы. Вот почему сценический образ Улановой оказался столь привлекательным и для властей, и для публики.
Джульетта из утраченного мира
Тот же лирический образ сделал Уланову звездой и мировой балетной сцены: она стала кумиром, без преувеличения, миллионов. Это случилось после первых же гастролей Большого театра за рубежом в 1956 году – на сцене лондонского театра Ковент-Гарден показали "Ромео и Джульетту" в постановке Бориса Лавровского на музыку Сергея Прокофьева. Уланова-Джульетта вызвала полный восторг у публики и английской критики. Её героиню называли идеальной, а Уланову сравнивали с Моной Лизой. Всех потрясло актёрское мастерство балерины, её умение сделать каждый жест предельно выразительным и одновременно естественным.
Такой же триумф ждал Уланову и в США в 1959 году, когда балет "Ромео и Джульетта" открыл гастроли Большого театра в Нью-Йорке. Сто тысяч билетов были раскуплены сразу, спекулянты перепродавали билеты по десятикратной цене. "Незабываемый образ женщины, прозрачный в её осязаемой духовности", – так отзывался о балерине танцовщик и хореограф Джон Ноймайер.
Соломон Волков считает, что, кроме уникальной техники, секрет успеха балерины на Западе крылся и в том, что её образ шёл вразрез с оформившейся на тот момент новой, феминистской, моделью женского поведения – дамы стремились быть более решительными, сильными и независимыми. Женственность и целомудренность Джульетты-Улановой намекали на их утрату после войны и вызывали ностальгию по прошлому, где женщины могли позволить себе быть нежными и хрупкими.
Скромность Улановой вошла в легенду: она одевалась в строгие, но со вкусом скроенные костюмы, говорила тихо, но твёрдо, не повышала голоса. "Она была скромна так, что все это замечали", – цитирует Майю Плисецкую Соломон Волков.
Известен случай, когда в выступлении на заседании Комитета по Ленинским премиям в 1957 году Галина Уланова предложила не присуждать Ленинских премий в области литературы и искусства, поскольку это вызывает ненужные раздоры между талантливыми художниками. Члены комитета её внимательно выслушали, но предложение отклонили. И такой великая балерина была во всём – в искусстве и в жизни.