Подходя к кирпичному 14-подъездному дому, спрятанному во дворах между Комсомольским проспектом и левым берегом Москвы-реки, понимаешь, что где-то уже видел похожие здания. Это ощущение не обманчиво. Изначально дом планировался как высотный, по аналогии с другими сталинскими небоскрёбами. Реализации проекта помешали слабые грунты.
– Здесь, в Лужнецкой пойме, нередки были наводнения, порой пространство заливалось водой вплоть до Кремля, расположенного в четырёх километрах отсюда, – рассказывает поэт Александр Вулых, сын архитектора Ефима Вулыха, который в 50–60-е годы застраивал Фрунзенскую набережную и Комсомольский проспект. – Кстати, на месте нынешнего проспекта находилась улица с характерным названием Большие Кочки. Перед возведением этого дома геодезические работы провели не очень основательно и уже во время строительства поняли: почвы уходят, породы проседают. Пришлось поднять грунт на два метра, сделать фундамент на сваях и отказаться от проекта небоскрёба. В 1957 году тут появился усечённый, 16-этажный дом. Тем не менее он полностью повторяет контуры остальных московских высоток и построен в том же стиле – это классический сталинский ампир.
Дом на Фрунзенской сразу начали сравнивать со знаменитым Домом на набережной. Оба были построены главным образом для партийной номенклатуры. Здесь тоже были привилегированный детский сад, библиотека, ателье, прачечная, кафе, магазины, булочная-кондитерская, где всегда продавался свежий хлеб.
– Это был дом-город! – продолжает Вулых. – Он полностью обеспечивал жизнедеятельность квартирантов, которые могли найти здесь все товары и услуги. В подъездах сидели консьержи, даже в небольших однушках-"пеналах" предусмотрели трёхметровые потолки. Именно этот дом считался самым козырным в Хамовниках. Во дворе оборудовали стадиончик с гаревым покрытием. Гоняя там мяч, мы замечали старичка с палочкой, который наблюдал за нами у бровки. Его невозможно было не узнать: Гавриил Качалин, легендарный тренер, с которым наша футбольная сборная в 1960 году выиграла чемпионат Европы. Он жил в шестом подъезде вплоть до самой смерти в 1995-м. Сегодня тот стадиончик заметно похорошел и носит его имя.
В самом доме практически ничего не поменялось. На месте даже сетчатые решётки на уровне второго этажа.
– Их установили, чтобы ничего не падало на голову прохожим, – объясняет Вулых. – Но в итоге решётки только собирали мусор. Кстати, в 90-е годы в этом и соседних домах завелись мыши. Они были повсюду: на кухне, в туалете, в кровати! После этого жители стали заваривать мусоропроводы, которые были встроены в кухню.
В квартиры дома въехали сотрудники аппарата Совета министров СССР – как действующие, так и бывшие. Среди бывших оказалось немало громких имён: Георгий Маленков, Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович.
– У Лазаря Моисеевича я не раз бывал в гостях, ведь моя мама близко дружила с его дочерью, тётей Майей, – вспоминает Вулых. – Кагановичу было уже за 90, но рукопожатие оставалось крепким: моя ладонь тонула в его руке. Тогда я понял, почему во время войны, когда Каганович занимал пост наркома путей сообщения, ни один поезд не опоздал ни на минуту. Очень мощный был человек! Я читал ему свои стихи. Как-то Каганович обратился к моей маме: "Я бы хотел, чтобы Саша записывал мои мемуары". Мне очень хотелось прикоснуться к истории, услышать рассказы третьего человека в государстве. Но мама отговорила. Возможно, боялась такой ответственности.
Каганович занимал квартиру 384 на шестом этаже девятого подъезда. Его соседка по лестничной клетке Лариса Акимова по сей день живёт здесь.
– Лазарь Моисеевич мечтал въехать в нашу квартиру, в которой есть балкон, – рассказывает пенсионерка. – У него балкона не было, а выбираться на улицу в таком возрасте он уже не мог.
В 1991 году Каганович умер в возрасте 97 лет. Его внучка Мария в конце 90-х продала квартиру.
Нынешняя хозяйка жилья Надежда Герасимовна любезно впустила нас внутрь. Две 20-метровые комнаты, 16-метровая кухня, просторные дверные проёмы, лепнина на потолке, вертикальные выступы в стенах – сейчас подобные хоромы назвали бы квартирой бизнес-класса.
