Текст Брандрета опубликован на Daily Mail. Ниже – перевод.
Поскольку я встречался с ней, наблюдал за тем, как она исполняла свои официальные обязанности, меня часто спрашивают, наклоняясь вперёд и прищурив глаза: "Какой королева была на самом деле?"
Мой ответ разочаровывал всех этих людей: "Очень хорошая, – говорил я. – На самом деле, довольно обыкновенная. Немного прямолинейная, как и следовало ожидать".
Мне вот интересно: понимаем ли мы, как нам повезло? Елизавета II не была ни эксцентричной, ни донкихотской. Это её муж был чересчур честным и любил рубить правду-матку в лицо.
Если искать одно слово, которое бы идеально подходило Елизавете, – то я выбираю "исполнительная". Её жизнью руководил долг. Она была послушной дочерью и послушной королевой.
Когда Елизавете был 21 год, она сказала: "Я заявляю всем, что моя жизнь, сколько бы она ни продлилась, будет посвящена служению вам". Она говорила серьёзно. И на коронации взяла обязательства перед Богом и перед своим народом. Вера поддерживала её во всём, что она делала.
С раннего возраста она знала, что её ждёт: беспощадная, бесконечная тряска на американских горках под названием "королевские обязанности". От этого её могли освободить либо смерть, либо революция.
Она никогда не отрекалась от престола. И не потому, что, как предполагают некоторые, не видела королём своего сына, а потому, что её вера и чувство долга делали отречение невозможным.
Её дядя Эдуард отрёкся от престола, и она не хотела следовать его примеру. "Это работа на всю жизнь, – сказала она. – Я действительно считаю, что преемственность важна".
Неудивительно, что её смерть так нас тронула. Вместе с другими членами королевской семьи она почти ежедневно появлялась в газетах и на экранах телевизоров.
И всё же наши отношения с этими людьми не мимолётны, не поверхностны. Королеву изображают на марках, монетах, банкнотах. Она больше, чем глава государства. Она – основа нашей национальной идентичности. И не без причины.
Во время своего исключительно долгого правления Елизавета была живой историей. Её крёстные – дед, король Георг V, и Артур, герцог Коннаутский, последний оставшийся в живых сын королевы Виктории. То есть она была последней в череде монархов, напрямую связанных с королями Эдгаром, Ричардом III, Генрихом VIII, Георгом IV и королевой Викторией. Она была воплощением истории нашей страны. Она связывала нас с прошлым.
Елизавета досконально понимала ту роль, которая ей была предначертана. Понимала и свои обязанности, и неизбежные ограничения, которые они на неё налагали.
Но в то же время жизнь королевы была полна привилегий. Она со всеми познакомилась, везде побывала. Она никогда ни в чём не нуждалась. Куда бы она ни пошла, везде её баловали. Если было нужно, сажали на самолёт корги и везли хозяйке на другой конец света.
Иногда её дни были чересчур долгими, часто – трудными, но у неё всегда был обслуживающий персонал и комфортный распорядок, который редко менялся.
В 8 утра костюмер её величества заходил в королевскую спальню с "подносом для звонков" и чайником с Earl Grey. Занавески были задёрнуты, вода в ванне – набрана (глубина – 18 сантиметров, температура – 22 градуса).
В это время дворец начинал шевелиться (до 8 утра не разрешали пылесосить). Её одежда уже была готова, рядом – парикмахер. В 9 утра, когда её личный волынщик играл под окнами, королева выходила из спальни, проходила через гостиную и оказывалась в столовой, держа в руках радиоприёмник Roberts и слушая последние новости.
Завтрак был скромным: хлопья (из тех, которые хранятся в контейнерах Tupperware), немного гренок, оксфордский мармелад.
В 10 часов начинались дела: появлялся личный секретарь, просматривалась корреспонденция и бумаги государственной важности. Если это было утро для приёма послов или памятная дата – вступление в должность, – её величество изучала материалы с положенной для таких случаев информацией.
В час дня, перед лёгким обедом (она не была привередлива в отношении еды), королева угощала себя джином и французским аперитивом (дюбонне): равные порции, два кусочка льда и ломтик лимона (лимон ей нарезали). Так было до её 96-летия – по совету врачей от алкоголя пришлось отказаться.
В 14:30 она выгуливала корги. В 17 пила чай. В 18 снова появлялся поднос с напитками, её величество могла позволить себе умеренную порцию джина с тоником (опять-таки до 96-летия). В 20:15 наступало время ужина.
Иногда королева и принц Филипп разделяли друг с другом все трапезы – но не каждый день. Их интересы, их обязанности часто не давали им быть вместе. Задолго до смерти Филиппа королева привыкла проводить время в одиночестве. Смотрела телевизор, разгадывала кроссворды, угощала корги поздним ужином. Звонила менеджеру, чтобы узнать о скачках. Появлялась на своей персональной страничке.
Я могу в точности вам сказать, какой была королева. У неё были свои интересы, личные качества, вкус. Это была английская (или шотландская) женщина, любящая проводить время за городом. Собаки, лошади, вежливость, доброта, общественные работы – вот что имело для неё значение.
А вот что говорила Сони Берри, возможно, её самая близкая подруга детства: "Она никогда бы не выбрала этот путь – стать королевой. Она бы предпочла жить в деревне с лошадьми и собаками, быть обычной домохозяйкой".
В 1956 году Никита Хрущёв, генеральный секретарь ЦК КПСС, ожидал высокомерного к себе отношения, когда пил чай с королевой в Виндзорском замке. Но к своему удивлению нашёл её "совершенно непритязательной – женщиной такого типа, которую вы, скорее всего, встретите, прогуливаясь по парку Горького тёплым летним днём".
По сути, консервативная (даже с некоторыми радикальными нотками), умная (не интеллектуальная), прагматичная (не самокопающаяся), чрезвычайно терпеливая (так говорил принц Филипп), уравновешенная и абсолютно надёжная. Королева не притворялась тем, кем она не была.
Хотя формально она была аполитична, королева определённо не была политкорректной. Если бы она захотела, то отправилась бы кататься верхом без шлема. Она носила мех, не пользовалась ремнями безопасности, а в её различных резиденциях сигареты были в свободном доступе для гостей.
Мне говорили, что она и сама время от времени курила (одну сигаретку). Может ли это быть правдой? Если это так, то курение помогло ей лучше понять слабость невестки Камиллы.
Неслучайно вторая жена её сына Чарльза оказалась женщиной, очень похожей на королеву. Гораздо больше, чем Диана. Камилла может легко (и смешно) говорить о собаках и лошадях. Её устраивает взгляд королевы на жизнь (по большей части, она его разделяет), она политически некорректна (в хорошем смысле), забавна, самоуничижительна, реалистична, и, как и королева, она мать и бабушка, которая может быть немного взбалмошной – зато способна пережить любой шторм.
Была ли королева ханжой? Ни в коем случае. Как и следовало ожидать, она питала отвращение к сквернословию. Но за те 40 лет, что я знал принца Филиппа, её муж иногда употреблял слова из четырёх букв (four-letter words – английское выражение, примерно то же самое, как по-русски – слово из трёх букв. – Прим. ред.). Королева мирилась с его острым языком.
Когда Лех Валенса был президентом Польши и приезжал погостить, она сказала своему помощнику: "Он знает только два английских слова". Сделала паузу, прежде чем добавить: "Это довольно интересные слова".
Совсем недавно в художественной галерее она столкнулась с серией интимных работ Люсьена Фрейда: тяжёлые, широкие груди, увесистые бёдра с голубыми прожилками. Почувствовав, что фотографам не терпится запечатлеть её на таком фоне, её величество ловко вышла за пределы досягаемости объективов фотокамер.
Когда организатор выставки спросил королеву: "Разве вас не рисовал Люсьен Фрейд, мэм?", она улыбнулась и сказала вкрадчиво: "Да, но не так".
Известно, что королева была искусным подражателем. Она копировала не каких-то конкретных людей, а скорее акценты – кокни или норфолк. У неё было живое, даже озорное чувство юмора.
Все мы ахнули от изумления, когда она появилась в фильме с Джеймсом Бондом Дэниэла Крэйга, в рамках церемонии открытия Олимпийских игр в Лондоне в 2012 году. Королеву позабавило, что её попросили поучаствовать в таком мероприятии. Она была счастлива сделать это – и свою роль сыграла без суеты, всего за дубль. Ей было важно насладиться сюрпризом, даже своим близким она ничего не рассказала.
Учитывая все особенности её жизни (судьба заключила её в тюрьму, она была обречена стать королевой, и это знание давило на неё с 10 лет), королева казалась мне удивительно уравновешенной, приземлённой, непринуждённой. Друзья, которые знали её молодой, рассказывали истории, как она сидела на диване после ужина, поджав под себя ноги, и болтала до ночи. Людям (даже тем, кто хорошо её знал) всё ещё трудно было относиться к ней обыденно, и тем не менее она сама вела себя обыденно. Однажды немного опоздала на ужин в частном доме. "Ку-ку, – крикнула она с лестницы, снимая пальто, – это мы. Извините, что опоздали. Ужасный трафик на улице".
Эта неотъемлемая обыденность, в сочетании с фундаментальной порядочностью, всегда в ней присутствовали, не скрывались под королевскими атрибутами.
Все, кто был близок к королеве – придворные, друзья, члены семьи, – говорили мне, что она никого не осуждала. Искала в людях лучшее и надеялась, что они будут проявлять свои лучшие качества.
Когда что-то шло не так, она молилась (стоя на коленях, сложив ладони), чтобы всё наладилось. Но хотя она и была королевой, ей не хотелось быть деспотом. Например, она всегда неохотно вмешивалась в частную жизнь членов своей семьи.
Принцесса Уэльская Диана была немного истеричкой. Вы бы это почувствовали даже при мимолётном знакомстве. В королеве этого не было. Она была в здравом уме, ей было свойственно благоразумие. Она твёрдо стояла на земле.
В отличие от принца Филиппа, который иногда впадал в ярость, она всегда была спокойна. По словам её подруги Сони Берри, она могла быть чем-то раздражена, но, как правило, её настроение оставалось ровным. "Я никогда не видела, чтобы она выходила из себя", – отмечала Берри.
Королева не стеснялась. Она могла красить губы в присутствии посторонних. Её нелегко было вывести из себя, каким бы напряжённым ни был график, сколько бы ей ни приходилось где-то останавливаться во время очередной командировки. Её собственный, внутренний темп никогда не менялся.
Конечно, её окружали высокопоставленные придворные, знавшие, что надо делать (по большей части непритязательные, за парой исключений), и верные фрейлины, которые становились ей подругами.
67 лет преданную службу Елизавете нёс её костюмер и наперсник Бобо Макдональд. Королева приехала из Балморала в Королевскую часовню Сент-Джеймсского дворца на его похороны. Бобо сменила другая костюмерша, Анджела Келли, дочь ливерпульского портового рабочего, которая была на 25 лет моложе королевы. Она успела стать ей союзницей и другом.
Учитывая, как долго правила королева, взлёты и падения были неизбежны. В 1957 году 33-летний пэр, писатель и историк Джон Григг, обладавший титулом второго барона Олтринчема, приобрёл международную известность за публикацию, в которой многие разглядели непростительную личную атаку на королеву.
Он обвинил 31-летнюю монархиню в том, что она оторвана от общества, живёт исключительно как представитель своего класса, окружена придворными, произносит речи, которые похожи на "чопорные маленькие проповеди", ведёт себя как "педантичная школьница" и говорит таким голосом, будто у неё болит горло. "Как и её мать, – писал барон, – молодая королева, похоже, не в состоянии связать даже несколько предложений воедино без текста перед ней".
Далее Григг писал: "Когда она утратит очарование юности, её репутация будет ещё больше зависеть от её личности. Королеве будет недостаточно просто что-то делать, ей придётся произносить речи, которые люди запомнят, совершать по своей же инициативе поступки, которые заставят публику присесть и обратить на них внимание. Пока мы наблюдаем мало признаков того, что подобная личность в ней когда-либо проявится".
Спустя более чем 60 лет мы знаем, что репутация королевы действительно основывается на её личности. За исключением нескольких случаев, она не произносила речей, которые люди могли бы запомнить, и она не совершала поступков, которые заставили бы кого-то присесть и обратить на них внимание.
Тем не менее её личность проявилась.
Мы знаем, за что боролась королева, о чём заботилась. Возьмём, к примеру, её глубокую привязанность Содружеству наций (добровольное объединение суверенных государств, в которое входят Великобритания и почти все её бывшие доминионы, колонии и протектораты. Членами Содружества являются также Мозамбик, Руанда, Намибия и Камерун. – Прим. ред.). Уайтхолл и Вестминстер, возможно, больше озабочены отношениями Великобритании с Европой и США... Однако королева всегда проявляла особый интерес к свободному и добровольному объединению равных партнёров, которое "не имеет прецедентов". И это удивительно.
Писательница Дафна дю Морье, когда её муж Фредерик Браунинг ещё был управляющим двором герцога Эдинбургского, как-то останавливалась в Балморале. И была поражена тем, что принц Филипп мог говорить о чём угодно – литературе, искусстве, убийствах, военных манёврах, – в то время как круг интересов королевы был гораздо более стеснённым.
Лицо её величества по-настоящему "светилось" только тогда, когда речь заходила о лошадях или делах, происходивших в мире.
По правде говоря, королева была исключительно информирована. Это потому, что она была добросовестной. Собирала информацию неделями, в течение всего года. Утверждала, что быстро читает. "Хотя я скорее сожалею о часах, которые могла бы провести на свежем воздухе", – говорила она.
Королева лично знала президентов и премьер-министров стран Содружества. Они неизменно говорили о ней с уважением, часто – с любовью, иногда – с благоговением. Это значит, что их восхищение было искренним, а не формальным.
В Великобритании во время её правления сменилось 15 премьер-министров. Она поддерживала сердечные отношения со всеми, даже с Маргарет Тэтчер, которая сказала мне, что все разговоры о якобы натянутом общении с королевой были "полной чушью".
"Королева, – говорила Тэтчер, – просто великолепна. И её верность Содружеству и нашим вооружённым силам была особенно значима".
Когда заседал парламент, королева и премьер-министр встречались раз в неделю. А в сентябре премьер и его/её вторая половина ненадолго посещали её величество в Балморале (считается, что ребёнок Блэров Лео, родившийся немного раньше срока, был зачат под крышей королевских апартаментов).
Королева считала себя громоотводом для премьер-министров. И говорила: "Они сбрасывают груз с плеч, рассказывают, что происходит. Если у них какие-то проблемы, иногда можно помочь вот так. Какие-то слова проходят мимо их ушей, но что-то же остаётся. Иногда можно высказать свою точку зрения, и вполне возможно, что под таким углом они проблему-то и не видели".
В целом, королева смирилась, что политики на протяжении многих лет набрасывались на неё. Например, с требованием платить налог на личные доходы. Она успешно сопротивлялась попытке Тони Бена, когда тот был генеральным почтмейстером, удалить королевский профиль с британских почтовых марок.
Однажды я спросил у лорда Чартериса, личного секретаря её величества, который проработал на этом посту дольше всех, бывало ли такое, что королева чувствовала, что сделала что-то не так. Он ответил мгновенно: "Аберфан. Она ошиблась тогда и знала об этом".
В октябре 1966 года в шахтёрской деревне Аберфан в Южном Уэльсе обрушилась горная порода, под которой была погребена школа. Погибло 146 человек (из них более сотни – дети). Королева выразила свои глубокие соболезнования в пресс-релизе и отправила на место ЧП принца Филиппа и лорда Сноудона. Она не поехала туда сразу...
"Это была ошибка, – сказал мне Чартерис, – и она сожалеет об этом. Масштаб трагедии требовал немедленного реагирования, но она не была человеком, который принимает спонтанные решения. У неё не было наклонности к эмоциональным поступкам. Для неё имели значение традиции, форма, прецедент. Она была склонна делать то, что делала раньше".
В последующие годы Елизавета пыталась исправить ту ошибку. Она четыре раза посетила Аберфан, в последний раз – во время своего тура, посвящённого бриллиантовому юбилею своего нахождения на троне, в 2012 году. Она открыла мемориальную доску в начальной школе Аберфана и выступила с речью. Она была вездесущей, всегда очень заметной, но произносила не так уж много речей.
Некоторые по-прежнему обвиняют королеву в том, что она была оторвана от общества и медленно реагировала на события (например, в случае суда над Полом Баррелом и в первую неделю после смерти Дианы). Но даже самые рьяные фанаты королевы, считавшие её воплощением добра, не стали бы говорить о ней как о человеке, способном поменять что-то глобально. Возможно, это имело значение, когда Елизавета была моложе, но позже, когда она стала править, это не значило уже ничего.
Мир изменился. Слава богу, королева – нет.
Когда за окном бушевали стихии неопределённости, она была успокаивающе знакомой.
Елизавета сохранила свой профиль на почтовых марках не из тщеславия, а потому, что так положено. Все ожидают, что именно там её профиль и должен быть.
Читайте также: